Горький сладкий плен
Шрифт:
Пусть проваливают.
Пусть катятся ко всем демонам.
Но…
Не сегодня.
Время еще есть.
Я оглянулась на Э’эрлинга, и внезапно мне стало так больно, словно меня ударили кулаком под дых, словно раскаленный кинжал воткнули мне в сердце.
В голове эхом закружился хоровод призрачных голосов:
«Отринь любые привязанности».
«Любовь — зло».
«А я говорила тебе, Три тысячи триста
«Ты виновата. Только ты».
Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Рот наполнился кровью. Я с такой силой стиснула зубы, что один из них треснул и осколок впился в десну. Страх и злость сплелись воедино. Чувство бессилия всегда рождало во мне бешеную ярость.
Перед заданием надо было отдохнуть и… наесться. Голодные ситхлифы уязвимы, потому что не могут управлять своим даром, а меня ждет ответственная миссия, ради которой мой отряд и прибыл в Шотлен. Нужны эмоции. Много эмоций. Отрицательных. Воспитанниц в Цитадели учили, что только злость, ненависть, страх и боль способны насытить нас на долгое время.
Наверное, это было так. Наши язвительные пикировки с Э’эрлингом и даже наша сладкая страсть были всего лишь закуской к основному блюду.
Ситхлифам нужно что-то более питательное, особенно перед важным делом.
Нужна ненависть.
Напрягшись, я повернулась к Э’эрлингу. Нежный, доверчивый взгляд, которым он мне ответил, взбесил меня еще больше, а может, меня взбесило то чувство, что шевельнулось в душе от этого взгляда.
Не смей! Не смей так на меня смотреть! Мне нельзя привязываться.
Решительно стиснув зубы (осколок еще глубже воткнулся в мякоть десны), я двинулась к эльфу. Пока я приближалась, на его лице расцветало предвкушение. Уж не знаю, чего этот дурачок от меня ожидал — поцелуя? — но я выкинула руку вперед и сдавила его горло. Сдавила не так, как недавно, во время любовной игры, а по-настоящему, полностью перекрыв дыхание, как делают хладнокровные убийцы.
Давай! Бойся! Ненавидь! Питай!
Э’эрлинг захрипел. От удушья его красивые глаза вылезли из орбит, и в них отразилось такое неподдельное изумление, смешанное с непониманием, что меня затошнило от отвращения к себе. Не было в этих голубых глазах ненависти, и страха не было. Только немой вопрос: «Почему? За что?»
Я не смогла.
Проклятье! Не смогла!
Пальцы против воли разжались и отпустили чужое горло.
Моя жертва закашлялась. А потом посмотрела на меня, потирая покрасневшую шею, кожу, на которой вскоре проступит цепочка синяков одинаковой круглой формы, и прохрипела:
— Что с тобой? Что случилось? Что я сделал?
Что случилось?
Я душила тебя, а ты спрашиваешь, что у меня стряслось и что ты сделал не так?
Зарычав от ярости, я бросилась прочь.
Я бежала. От себя. От своих чувств. От холодных голосов из прошлого и жалобного щенячьего писка.
Бежала
Пульс грохотал в висках, голову сдавило железным обручем, сухие глаза горели огнем, я задыхалась. Мне хотелось разорвать собственную грудную клетку и истечь кровью.
В себя я пришла у края ямы, на треть наполненной грязной дождевой водой.
Бороться с чувством, что пустило во мне корни, было бесполезно. Я поняла это и приняла, как и тот факт, что мое сердце снова будет разбито, потому что…
«Ты виновата. Знала же правила. Надо было оставить его там, где нашла. А теперь смотри, смотри, смотри…»
Уже гораздо-гораздо позже я узнала, что этих очаровательных кудрявых щенков подкидывали всем воспитанницам Цитадели в качестве испытания. Кто-то проходил его. А кому-то преподавали хороший урок на всю жизнь.
— Не волнуйтесь, — шепнула я в дождливую хмарь. — В этот раз я поступлю правильно. Оставлю его там, где нашла.
Мне все еще надо было восстановить силы перед заданием, и я отправилась в палатку, где держали третьего пленника, потому что причинить боль Э’эрлингу не могла.
Глава 26. Э’эрлинг
Глава 26. Э’эрлинг
— Что с ней? — А’алмар выглядел испуганным: только что ситхлифа пыталась задушить его друга.
Э’эрлинг потирал саднящее горло и задумчиво смотрел в сторону палаток, среди которых исчезла Триса.
Она казалась такой несчастной…
Наверное, он должен был испытывать страх, ненависть, злость, но вместо этого чувствовал глупую, неуместную жалость.
Дурак, нашел кому сочувствовать!
Но у Трисы явно что-то случилось. Это проклятое письмо ее расстроило. Насмешливое добродушное выражение исчезло с ее лица, сменившись маской ярости. Что было в этом послании? Может, там сообщалось о смерти близкого человека?
— Возможно, ты был прав, — А’алмар неуверенно огляделся.
— В чем?
И снова, в который уже раз за день, голоса в голове Э’эрлинга вступили в спор:
«Ты должен ее ненавидеть. Ты пленник. Она — враг».
«Надо ее найти и спросить, что случилось».
«Она хотела тебя задушить!»
«А что, если у нее горе?»
— Я думаю… — А’алмар неловко пинал землю рядом с собой носком сапога. — Думаю… Что ты прав и ситхлифа может быть опасна. Наверное… наверное, нам и правда следует сбежать. Пока она ничего с нами не сделала.
— Глупости! — рявкнул Э’эрлинг и вздрогнул, удивленный собственным категоричным тоном. — Вовсе она не опасна и ничего с нами не сделает. Каждый может психануть.
— Психануть? Это ты называешь психануть? — А’алмар ткнул пальцем в его шею, на которой, судя по ощущениям, уже наливались синяки.