Горький вкус предательства
Шрифт:
– Догадываюсь, – криво усмехаюсь.
Наслышан прекрасно о грязных методах этого упыря.
– Да-да. Я уже понял, что с Серёгой ты познакомился лично, и этот факт ускользнул от меня. Ну ничего, эту ошибку мы тоже скоро устраним.
– Где Алиса? – вспоминаю, как его люди утащили её, и как она сопротивлялась.
– Вы скоро встретитесь. А от тебя мне нужно всего лишь пара подписей на некоторых документах.
– Не дождёшься.
– Ну, это мы ещё посмотрим. Ты сам виноват, Никита, – со скучающим видом произносит он. – Я же хотел обойтись гуманными методами и почти
Поворачиваю голову и только сейчас замечаю сидящую на диване и довольно улыбающуюся Лику. А эта-то тварь что здесь делает.
– Привет, любимый, – выдаёт она насмешливо. – Соскучился?
Подходит ко мне, виляя бёдрами.
– Вообще нет, – отвечаю с презрением.
– Ох, вот вечно ты меня расстраиваешь, – наигранно вздыхает, подходит вплотную, садится ко мне на колени. Я пытаюсь сбросить эту тупую кобылу, но она только сильнее вцепляется в мои плечи, ещё и пытается меня поцеловать.
– Отвали от меня! – рычу я.
– А помнишь, Ник, что ты мне сказал при нашей последней встрече? – шепчет мне на ухо.
– Нет, – от запаха её приторно-сладких духов внутри поднимается волна омерзения.
– А я напомню, – продолжает она. – Ты сказал, что я тупая шлюха, и поимел ты меня только назло Алисе.
– И? – усмехаюсь. – Тебя так задела правда?
– Это как сказать, – хмыкает она. – Просто ты не понял, что это я поимела тебя, как последнего лоха, Никита! – заливается она смехом. – Тебя и эту святошу! Безгрешную и кристально чистую Алису! Здорово получилось, да?
– Сука! – дёргаюсь всем телом, удаётся сбросить эту тварь.
Теперь она встаёт за моей спиной и продолжает как змея шипеть мне в ухо.
– Сука, но умная. Ты оценил мои старания, любимый? Согласись, я прекрасный фотограф, – достаёт телефон, листает передо мной те самые фото, которые мне показывал Волынский, – и отправила их тоже я. Как вкусно тебя от них порвало, м-м-м! – облизывается тварь. – Эта дура так за тобой убивалась, пока ты был за решёткой, всё ревела, страдала, а я её утешала как могла, всё время была рядом, поддерживала. Из наших разговоров по душам я узнала много интересного, даже интимного, – доверительно шепчет мне на ухо, продолжая сдирать с меня кожу своими признаниями. – Ты же знаешь, у подруг секретов нет. Вот кто бы мог подумать, что эта бесхребетная овечка такой пожар в постели, да, любимый?
– Заткнись, сука, а?
Хочется сломать ей шею, но я понимаю, что эта дрянь во многом права. Меня действительно поимели, и сейчас каждое её слово погружает меня в пучину всё глубже. А она продолжает.
– Да, Никита, мне хотелось отомстить вам обоим, и у меня всё здорово получилось. Эта беспечная овца совсем не следила за своим телефоном. Она его практически забросила. Зачем он ей, если ты не звонишь. А как тебе моя главная бомба? Мой брат тогда так расстроился, когда Алиска его отшила. Что вы только все в ней находите? И какая я молодец, что сохранила то памятное сообщение, оно мне очень пригодилось.
– Это ты отправила всю эту хрень? – зажмуриваюсь болезненно, уже понимая весь расклад и ужасаясь от того, как я облажался.
– Вот до тебя и дошло, – смеётся она. – И как, Никита? Приятные ощущения? – глумится она. – А теперь, когда ты всё знаешь, можешь посмотреть в глаза своей ненаглядной Алисе. Что ты ей теперь скажешь?
От одной мысли об этом хочется взвыть.
Поворачиваюсь, а вот и расплата. На пороге стоит Алиска, смотрит на нас глазами, полными слёз.
И да, мне хочется сейчас сдохнуть. Хочется орать от разрывающих душу чувств, хочется броситься ей в ноги и умолять о прощении, только это всё бесполезно. Такое не прощают.
Я в тёмном то ли гараже, то ли подвале. Счёт времени потерян, но я здесь точно уже пару часов, и всё это время меня монотонно прессуют два чувака из охраны Волынского, пытаясь заставить подписать какие-то сраные бумажки.
Я толком так и не понял, что там, но суть ясна, подписав их, я откажусь от наследства отца, передам всё в дар Эвелине, Волынскому или благотворительной организации по спасению амурских тигров, принадлежащей им же.
Нахрен уже эти бабки, но я лучше сдохну, чем отдам всё этим сволочам. Да, меня переиграли, обставили, как пацана, показали место, и терять мне уже по сути нечего. Но я не хочу уступать!
Ловлю очередной удар в челюсть, потом в живот, сгибаюсь со стоном. Тело взрывается болью, дыхание перехватывает, рвано втягиваю воздух. Сам себе приговариваю мысленно: это тебе за Алиску, Никита, за твою слепоту и тупорылость. Ты сам всё разрушил, теперь вернуть ничего не получится. Получай за дело.
Ещё удар, слетаю со стула в очередной раз, бьюсь головой, сознание уплывает.
Опять ледяной душ, отплёвываюсь.
– Что ж ты такой упрямый, щенок? – поднимает мою безвольную голову этот мудак. – Подписывай, пока можешь. Иначе перейду на порчу конечностей, придурок.
– А мне, может, нравится, – усмехаюсь окровавленным ртом. – Такой ты симпатичный и бьёшь как баба!
– Как баба значит, да? – рычит он. – Ну что ж, щенок, ты сам напросился. Считай, до этого была разминка, – пинает меня остервенело ногой в ребро. – Давай, лысый, поднимай его, сейчас устроим пацану взрослые разборки. Ты с зубами ещё не попрощался?
– А ты запал на мою улыбку? Я так и понял, – продолжаю бесить урода. Не знаю, зачем я это делаю, но мне хочется, чтобы он сорвался и меня сорвал в пропасть, чтобы это всё закончилось поскорее.
У амбала звонит телефон.
– Да, Артём Павлович. Нет, упёртый уродец попался. Да. Нет. Хорошо.
Отключается.
– Ну что, говнюк, я ж тебе говорил, что лучше тебе не ерепенится. Не страшно тебе, говоришь, конечностей не жалко? А на девчонку тоже насрать?
Чего? Поднимаю тяжёлую голову, вглядываюсь в звериную усмешку этого мордоворота, пытаясь понять, он меня сейчас на понт берёт или серьёзно говорит?
– Нет у меня девчонки, так что тут ты снова мимо.
– А это мы сейчас проверим, мимо или не мимо, – говорит с усмешкой. – Смотри.