Горькое похмелье
Шрифт:
За основным поездом обычно следовал еще один, подсобный. Здесь были спальные вагоны, вагоны-склады, вагоны-арсеналы… Никогда еще не было таких поездов и, вероятно, никогда больше не будет. По рельсам войны бегали несколько орденоносных бронепоездов: «Троцкий», «Урицкий», «Свердлов», но куда им было до этого!
В штабном отсеке этого поезда над картой колдовали, спорили и определяли судьбы революции три человека: сам Лев Давидович Троцкий, его заместитель Эфраим Склянский, человек маленький, тихий, немногословный, и еще Иоаким Иоакимович Вацетис, бывший царский офицер, а ныне главнокомандующий вооруженными силами Республики. Вацетис – крепкий,
Вацетис был царский полковник. Хоть из крестьян, но не плебей, не выдвиженец Великой войны. Окончил Академию Генштаба. Это он со своими латышами подавил левоэсеровский мятеж в июле восемнадцатого. Русских считал недочеловеками, стадом, а не народом. Но в данный момент, когда русского человека необходимо было «сузить» и из анархической личности превратить в ограниченного обязанностями исполнителя, Вацетис играл важную роль. Может быть, уже сыграл. Во всяком случае, расстрельных списков он подписал много и делал это охотно.
– Дивизия Шкуро теснит нашу Девятую. Противостоявшая нам дивизия Покровского перебрасывается под Царицын, но у Дебальцево обнаружился Корниловский полк… – Согнувшись над картой и не глядя на Троцкого, но полагая, что он внимательно слушает, Вацетис бубнил, водя карандашом: – Гиттис преобразовал бригаду Махно в дивизию, и сейчас махновцы продвинулись от Волновахи до Матвеева Кургана и ведут там бои, отрезая Таганрог и Ростов…
Между тем Троцкий совсем не слушал Вацетиса. Глядя в окно, он теребил бородку. Он был занят своими мыслями. Все понимающий Склянский, альтер эго Троцкого, чуть насмешливо смотрел на сундукообразную спину Вацетиса. Склянского забавлял неподражаемый акцент Вацетиса и его ровный – «ду-ду-ду» – голос. Сам Склянский по образованию был военный врач, из мещанской, но обеспеченной киевской семьи, знал семь языков, тогда как Вацетис – полтора. Половинка – это русский.
Склянский знал, что все будет так, как скажет его кумир, председатель РВСР, потому что Лев Давидович соображал намного лучше, чем сотня пунктуальных Вацетисов. Дни Иоакима Иоакимовича как главнокомандующего были сочтены. На должности начальника Латышской дивизии он, возможно, был на месте, но главнокомандующим…
– Мне не нужны ваши штабные выкладки, – наконец резко прервал Вацетиса Троцкий. – «Первая колонна марширен», «вторая колонна марширен»…
– Я так не говорил! – возмутился Вацетис.
– Знаю. «Войну и мир» Льва Николаевича читали?
– «Войну» прочитал, – неуверенно ответил главком. – А «Мир» пока не успел.
Склянский прыснул в кулак. Невероятная язва этот Троцкий! Но умен, проницателен, скор в решениях.
– Напрасно не успели. «Мир» – это своеобразная стадия войны, – авторитетно заявил автор теории перманентной революции. – Покажите, где сейчас Махно?
Вацетис очертил на карте обширный район, протянувшийся вдоль Азовского моря.
– Прекрасно!.. Десять Швейцарий… А что контролирует сейчас другой батька или, как его там… атаман Григорьев?
– Григорьев крепко удерживает Николаев, Херсон, Одессу и всю прилегающую территорию, – не без удовлетворения показал главком владения Григорьева. – Кстати, должен заметить, Лев Давидович, его бригада уже тоже переименована в дивизию.
– Прекрасно, прекрасно! – развел руками Троцкий. – Между тем родитель этих двух бандитских дивизий, анархиствующий матросик Дыбенко сейчас покоряет Крым. И это несмотря на два моих приказа оборонять Донецкий бассейн
Вацетис побагровел:
– Я попросил бы вас, Лев Давидович… Я имею честь офицера…
– Помолчите, Иоаким Иоакимович! Я недавно погнал в шею Бонч-Бруевича, а он не в полковниках ходил, а в генерал-лейтенантах, в отличие от вас… Вы, похоже, гордитесь этим своим Махно, Иоаким Иоакимович. – Троцкий внезапно понизил тон, заговорил почти задушевно. Умеет, умеет разговаривать он и с людьми, и с толпой: недаром учился ораторскому искусству в риторских школах у великих психиатров Фрейда и Адлера! – А между тем этот батько зверски уничтожает всех офицеров. Даже тех, кто перешел на нашу сторону… А у меня в Красной армии служат тридцать пять тысяч бывших офицеров. Их семьи получают пайки, жалованье!..
– Вас за это уважают, – примирительно произнес Вацетис.
– Большая часть Правобережья Днепра у Григорьева, Левобережье – у Махно. Почти вся Украина. Ну, на западе еще Петлюра. Но запад – это несерьезно. Польско-австро-венгерская склонность к маскарадным костюмам и красивой фразе о происках москалей. Запад вычеркнем. И где вы видите наше место? Махно укрепляется. Этот противник власти, в сущности, устанавливает собственную власть. У него уже армия, почти пятьдесят тысяч человек. Будет сто… Кстати, а сколько у Дыбенко?
– Двенадцать тысяч, – без запинки ответил главком.
– А когда матросика вместе с его дамой, этой Орлеанской девой, решившей стать пролетарской мадам Рекамье, выпрут из крымских великокняжеских покоев, у него не останется и пяти тысяч… И что вы тогда прикажете делать с еще более расширившейся империей Махно?
Вацетис наморщил лоб:
– Но на Махно держится наше наступление на Ростов!
– Отменим.
– Как?
– Думайте, Иоаким Иоакимович. У Махно сейчас десятки тысяч новобранцев, ему не хватает боеприпасов и оружия. Понимаю, вы не можете не снабжать его. Но в таком случае пошлите ему малопригодное, устаревшее вооружение.
– Но он потерпит поражение! – удивился честный Вацетис. – Мы потеряем Донецкий бассейн!
– Я оставил Восточный фронт, где наступал Колчак и где мое участие было крайне необходимо для Республики, я гнал свой поезд через разбитые дороги и мосты со скоростью сто верст вовсе не для того, чтобы читать вам уроки политграмоты. Да, мы потеряем эту часть Украины. Сюда придут деникинцы со своей жаждой мести и старыми порядками. Украинское крестьянство никогда не примет белых офицеров. Оно вцепится в них зубами, оно не даст им жить. И мы получим эти хлебные земли обратно, не сомневайтесь… Но если здесь воцарится Махно, крестьянский вождь, играющий на мелкобуржуазных инстинктах украинского мужичка, хозяйчика и вольнолюбца, мы с этим батькой уже не совладаем. Деникин предпочтительнее. И, кроме того, как только Махно побежит, мы обвиним его в предательстве революции и пособничестве деникинским генералам. Мы уничтожим его морально… Все! В детали не вдаюсь. Действуйте сами! – Троцкий повернулся к Склянскому: – Эфраим Маркович, подготовьте приказ для Григорьева. Наступление на запад для оказания помощи венгерской революции. Пошлите к нему полсотни комиссаров. Заставьте его уйти в поход! Пусть уходит подальше! За неподчинение приказу – расстрел. Хватит баловаться!