Горм, сын Хёрдакнута
Шрифт:
– Передавай пест гостье, – шепнул шаман клана медведя.
Это имело смысл – раз твой клан почитает гостей, почет будет оказан и гостям из твоего клана. Вождь почему-то смутился и выронил священный предмет. Упади он на пол, это не только продолжило бы полосу его неудач, но и было бы крайне неблагоприятным знаком для трех кланов племени холмов на весь начинающийся год. На счастье, дева из-за большой воды проявила ловкость и сообразительность одновременно, поймав пест и помешав им золу. Другой гость, согласно предсказанию Идущего в Собственной Тени действительно сам пришедший с севера, уже был готов продолжить обряд. Спустя непродолжительное время, все мужчины и женщины племени холмов, а также их посетители с севера и востока, внесли свой вклад в круг обновления.
Шаман каждого клана бросил в угли, продолжавшие тлеть в середине очага, по пригоршне заветных трав. Волшебный дым устремился
Соседка Бегущего Быстрее Оленя с явным любопытством наблюдала за происходящим. У нее на коленях уютно устроилось большеглазое полупрозрачное существо, одновременно похожее на маленького медвежонка и на детеныша морского змея, облизывая свое пушистое рыльце светящимся раздвоенным язычком. К этому существе тянулся, но не осмеливался его погладить, призрак без лица и без другой руки, в одежде из полуистлевшей ткани. Его тянул назад за пустой рукав еще один призрачный звереныш с преувеличенно большими клыками и со звездочками, зажигавшимися и гасшими в шерсти. У ног старого шамана с востока в длинной одежде, державшего в руках нечто мохнатое, возились странные небольшие существа, покрытые иглами, как дикобразы. Они свивались в клубки, разворачивались, втягивали подвижными заостренными носами струйки дыма, и вновь выпускали их колечками в направлении старика.
– Теперь время для пляски женщин, – объявил Идущий в Собственной Тени. Призрачный медведь за ним кивнул. – Мать земля родит и питает все живое, и матери нашего племени будут плясать в ее честь. С нами будут играть великий шаман племени друзей косаток, Защитник Выдр, с учеником, и шаман с востока из-за большой воды.
Снимая со стены бубен и колотушку, главный шаман сказал Защитнику Выдр:
– Надо будет послать быструю собачью упряжку в деревню у залива за Рыбьим Глазом. Во-первых, я думаю, он будет рад встретить соплеменников, во-вторых, мне открылось, что это часть того же замысла Великого Духа, что привела тебя и путешественников с востока в нашу деревню, в-третьих, нам очень пригодится переводчик. Я не только не знаю, действительно ли шаман с нами будет играть, я даже не знаю, как его зовут – одни говорят, «Отче,» другие – «Знахарь,» третьи – «Вырей,» четвертые – «Дурилкатолсинна…»
Защитник Выдр взял свой бубен, Объелся Кеты – моржовую дудку. Оквахо знаками пытался объяснить Дурилке, что от него требуется. Наконец, увидев бубны и дудку, заморский шаман закивал, развернул белую шкуру неизвестного животного, и извлек устройство, видом ни на что не похожее, с дыркой в толстой части, поперек которой были натянуты то ли жилы, то ли нити, продолжавшиеся и над тонкой частью, заканчивавшейся резной лошадиной головой.
Четверо или пятеро уважаемых женщин в длинных платьях из тонкой оленьей замши, расшитых бисером и украшенных раковинами и дикобразьими иглами, встали в круг, готовясь к пляске. Старший шаман ударил в бубен, колотушкой извлекая высокие и отрывистые звуки. Ему стали подыгрывать Оквахо с погремушкой из черепахового панциря, частично наполненного кукурузными зернами, Тадодахо с варганом, и Защитник Выдр. Звук бубна шамана с севера был ниже и мягче. Женщины постарше двинулись по кругу, поочередно ударяя подошвами мокасинов в пол и шаркая. Объелся Кеты заиграл на костяной дудке. Круг расширился, молодые женщины тоже стали повторять движения пляски. Дурилка поставил устройство с лошадиной головой себе на левое колено, левой же рукой взялся за лошадиную шею, а в правой занес над нитями подобие маленького лука. Его свободное колено запрыгало вверх-вниз, вторя ускорявшимся ударам бубнов и становившимся раскованнее и быстрее движениям пляски женщин, шаман двинул тетиву вдоль нитей, и словно нежное ржание жеребенка раздалось под сводами длинного
Двигаясь плавно и величественно, незнакомка поднялась со своего места и шагнула в плясовой круг, что-то сказав второй гостье с востока. Та последовала ее примеру. Теперь все женщины в кругу шаркали, притоптывали, делали широкие движения руками, подобно птицам, машущим крыльями, и двигались в кругу с запада на север, с севера на восток, и с востока на юг. Движения пришелицы издалека подчеркивали стройность ее стана, гордость разворота плеч, и совершенство округлостей персей и ягодиц.
Бегущий Быстрее Оленя поймал себя на довольно странной мысли: «Мы съели не те грибы, и Тадодахо ошибся в предсказании. Не моя судьба искать неведомую деву с глазами цвета лесных фиалок. Такой, по всей видимости, и нет.» Как и все остальные мужчины в длинном доме, кроме шаманов, поглощенных игрой, вождь зачарованно следил за пляской, но он едва замечал других ее участниц, полностью сосредоточив внимание на деве с востока, ловко поймавшей пест. Удары в бубны стали замедляться, ржание невидимого жеребенка замолкло, варган и погремушка затихли. Идущий в Собственной Тени глухо, не колотушкой, а раскрытой ладонью, стукнул в бубен в последний раз. Прощальные струйки волшебного дыма вылетели в дымоход. Духи скрылись.
– Теперь пришло время для пира, – провозгласил старший шаман, на ощупь справившись с узором бисерин на длинном расшитом поясе, хранившем последовательность новогодних обрядов. – Что приготовили женщины?
– Мы приготовили похлебку из овощей и кукурузы, выжали сок из ягод, и испекли хлеб, – сказала Видная Птица, уважаемая женщина клана черепахи. – Что добыли мужчины?
– Мы добыли бизона и исполинского ленивца, – сказал Серый Филин, охотник клана волка.
– Пусть начнется пир, – продолжил Идущий в Собственной Тени, и движением руки указал гостьям из-за большой воды на западную дверь, над притолокой которой был вырезан знак луны, через которую выходили из длинного дома женщины. Большинство мужчин, влекомых запахами пищи, уже столпилось у восточного выхода со знаком солнца. Вождь и старший шаман, согласно обычаю, покидали длинный дом последними.
– Кто дева, что села рядом со мной? – спросил Бегущий Быстрее Оленя.
– То ли жена…
Сердце вождя словно на миг остановилось в его груди.
– То ли сестра темноволосого вождя востока, – закончил Идущий в Собственной Тени. – Она главная на лодке со змеиной резьбой. Со второй главной женщиной, чья коса цветом как пушистый хвост тайры [93] , с лодки с тотемом ветров и со священной коровой, с ней понятнее – она жена беловолосого вождя с птицей, у них и дитя есть. Пошли к столу.
93
Тайра – пушистое светло-коричневое животное, живущее преимущественно в Центральной Америке, родственник куницы.
Пиршество происходило между старым и новым длинными домами. Столы из горбылей на козлах ломились от угощений в черной и красной глиняной посуде, украшенной узорами и личинами, в плетеных корзинах, и на деревянных и медных подносах. Прекрасная незнакомка с черными косами разговаривала с высоким молодым вождем с похожими прямыми темными волосами. Сквозь низкие облака вдруг проглянуло солнце – добрый знак в начале луны Хисату. Дева с востока что-то сказала своему собеседнику, указывая на Бегущего Быстрее Оленя, и обратила последующие слова, непонятные, но дивно благозвучные, к нему. Вождь клана медведя встретил взглядом ее взгляд и обмер.
Глава 40
На козлах перед Тирой лежал ручной огнемет, или хейросифон [94] , одно из изобретений Осфо Мудрого, ее отца, которого она не знала. Тира внимательно слушала Фероико (не очень впечатляющее имя для учителя огнеметчиков, но понятно откуда взявшееся – зубы у него и точно были как у грызуна), продолжавшего рассказ о правилах пользования этим могучим оружием.
– В полноразмерном сифоне, давление создается в пропироне, – он указал на печь с бронзовым котлом наверху в келандионе, первом, построенном за последние тридцать лет, стоявшем с южной стороны причала. – и он же нагревает горючую смесь, так что она легче течет и дальше бьет. В ручном огнемете, нагревателя нет, поэтому давление нагнетается мехом прямо перед применением.
94
Изобретение хейросифона приписывается византийскому императору Льву VI Мудрому в начале X века.