Горное селение
Шрифт:
Конечно, через неделю лапа вырастет новая, но пока с одной передней лапой чащобный жаб не мог нормально пятиться, а прыгать вперёд значило окончательно насадить себя на жердь. Возможно, через пару минут жаб сумел бы освободиться, раны его были не опасны, но этих минут Арчену хватило, чтобы добежать до грязной ямы, где уже стояли сторожевые вешки, и спрятаться за ними.
У самой прорехи в ограде Арчена встретила Мурава, которая прекрасно чувствовала, когда сыну грозила опасность.
— Что с тобой случилось?
— Чащобный жаб напал, — с трудом
— Какая нелёгкая тебя погнала в лес прежде восхода солнца?
— Столбики хотел вырубить для бревенчатого заплота.
— Ты, я вижу, вырос длинным, а остался младенцем. Вот пошлёт на нас барониссимус железных кукол, и надо будет на них брёвна сбрасывать. А как ты это сделаешь, если у тебя жерди настоящие? Взглядом их не переломишь, словом не рассеешь. Ну, что скажешь?
— Я не подумал, — виновато ответил Арчен.
— Голова тебе большая для чего дана? Значит, так… Ты сейчас иди, сверли дыры под столбики, а я попробую брёвнышки достать, чтобы они не рубленные были, а наколдованные.
Сверлить взглядом камень — дело не трудное, особенно, если камень пористый известняк.
В скором времени были готовы четыре скважины, а Мурава притащила четыре аккуратных столбика, явно бывшие где-то в работе. Посоветовавшись, Арчен и Мурава решили, что без пятого столба можно обойтись. Стойки установили, а там уже появился Кудря с большим баком воды. Клаз держал слово, вода для работников была доставлена.
Следующим явился Хель. Бревно принёс полномерное, но ни на единую линию больше нормы. Уложил бревно на указанное место и сделал на комле особую пометку, чтобы родное бревно всегда можно было узнать. Стребовал у Кудри свою долю воды, а исполнив долг, принялся следить, чтобы и остальные не вздумали жульничать.
Любителей дармовщинки оказалось немало, Подходили к Кудре со словами:
— Ты мне водички плесни, а там я брёвнышко приволоку, — но убирались прочь, горла не промочивши. Оказалось, что добряк Кудря, когда дело доходит до работы, становится таким же жёстким, как и его родитель.
К вечеру штабель брёвен достиг нужной величины. Конечно, не все селяне внесли налог на брёвна. Среди уклонившихся были самые бедные, с которых взять нечего, и самые прижимистые. Последним была обещана вира по два бревна с дома.
Арчен с мамой возвращались измученные, не ожидая никакого ужина, кроме арбуза.
— Ты, главное, в дом аккуратнее заходи, не обвали ненароком.
— Что так? — спросил Арчен.
— Понимаешь, те четыре брёвнышка я с нашего дома сняла. Больше-то взять негде. Несущие были балки на четырёх углах. Теперь наш дом на честном слове держится.
Есть в языке чародеев такое выражение: держаться на честном слове. Бывает строению пришла пора рушиться, никакие законы: естественные или людские, не позволяют развалюхе устоять, но волшебник обещал, что развалюха постоит ещё немного, и она стоит на том самом честном слове колдуна. Главное, не обрушить дом, пробираясь в него на ночёвку.
Постучать в двери дома, стоящего на честном слове, очень непросто, но жалобный голосок, прозвучавший после того, как кто-то поскрёбся в двери, заставил спящих вскочить.
— Чо скажу… — тянула Пася. — Брёвна пропали!
Арчен выметнулся наружу, каким-то чудом не развалив весь шалаш.
Там, где вчера возвышался штабель брёвен, теперь не было ничего. Исчезли даже столбики удерживавшие брёвна от преждевременного скатывания. Арчен бросился в селение, чтобы найти и вернуть пропажу.
Дом Хеля, красивый, ухоженный. Узорчатая оградка с простеньким заклинанием, чтобы никто не бросал любопытные взгляды во двор, на то, что сложено там. Но, когда волшебник, даже не слишком искусный, целенаправленно ищет, такие мелочи его не остановят. Посреди двора Арчен увидел бревно, то самое, с меткой, которую вчера поставил Хель. И вроде рядом лежала пара столбиков, что ещё вчера поддерживали дом Муравы.
Арчен ударил кулаком в ворота. Полированная древесина надёжно поглотила звук. Арчен выковырял из земли небольшой камень и принялся лупить им в дверь. Это был верх хамства, поступок совершенно недопустимый в селении. Разъярённый Хель объявился на улице в ту же секунду.
— Что ты тут вытворяешь? Кто позволил ворота ломать?
— Это ты, что вытворяешь? Вчера всем селением баррикаду строили, а ты ночью принялся её разбирать! Вон, меченое бревно у тебя во дворе лежит!
— Лежит, и что с того? Моё бревно, захотел — принёс, захотел — унёс. А ты о том подумай, что оно лежало под самым низом, и когда я пришёл, все верхние брёвна уже были растащены. Ещё бы минута, и моему брёвнышку ноги приделали!
— А мои столбики, скажешь, не ты спёр?
— Они были твои, пока твой дом подпирали. А у откоса они стали общественные, и значит — мои.
— И поэтому ты их спёр.
— Не спёр, а прибрал. К тому же, всего две штучки. А вот два других столбика, их как раз спёрли. Зора — знаешь его? Он такой ворюга! Вчера он щепки не принёс, а ночью только и шастал.
Нарядная дверь распахнулась ещё раз, выпустив Маю — бездетную жену Хеля. Эта не стала ничего спрашивать, а сходу перешла на ругань, весьма похожую на проклятия и обещание порчи.
— Припёрся, гад ползучий! Давно ли тебя с откоса спускали, так снова захотелось. Ничо, это мы тебе устроим, кувыркашками полетишь! А то вздумал: вчера народ разорял, сёдни снова захотелось! Уматывай клубочком, пока с горы не скатили!
— Тише, Маюнька, не шелести, — успокоил супругу Хель. — Человек спросить зашёл и сейчас пойдёт к Зоре, свои столбики выручать.
— Так и пусть убирается, а то шатается тут вдоль забора, шоб ему повылазило!
Это уже проклятие, каковыми разбрасываться не следует. Правда, не очень понятно, что и у кого должно повылазить. Арчен машинально отмахнулся. Обратка даже не считается заклинанием, ей учат детей, прежде чем те начинают говорить. Теперь повылазит забор у Хеля и Маи. Почему-то хозяев не жаль. А забор починят.