Горное селение
Шрифт:
Но самое главное, в источнике не было трупов. Кто-то, пришедший раньше Арчена, озаботился вычистить родник. Неужто выжил кто-то из своих? Или это сделали солдаты, ведь им тоже нужна вода.
В развалинах дома Арчен нашёл бачок, в котором Кудря приносил воду на постройку заплота. Бачок был сильно помят, но Арчен выправил его пристальным взглядом и набрал воды, стараясь зачёрпывать поближе к роднику.
Искать, куда делись тела водяника и его жены, Арчен не стал. И без того он слишком долго маячит в опасном месте. А Кудря, судя по всему, не слишком
Назад шёл почти не скрываясь, и не встретил ни своих, ни чужих. Дома кратко рассказал, что видел в селении, и отдал воду, которую женщины тут же принялись кипятить. Сам, изготовив махайр, снова собрался уходить.
— Ты же хотел отдохнуть! Сколько можно? — взмолилась Мурава.
— Ночью наотдыхаюсь. Я, пока светло, хочу лапника нарубить, расширить шалаш.
Мурава вздохнула. Она давно поняла, что спорить с сыном бесполезно.
Прошло едва пять минут, как снаружи раздался крик:
— Мама!
Арчен, спотыкаясь, тащился к дому. Лицо и руки были густо покрыты чёрной сыпью. Чуть ближе стало видно, что эти точки живые, они непрерывно движутся, пересыпаясь с места на место.
— Не подходи! — крикнул Арчен. — Это блохи! Заедят!
— Крин, — крикнула Мурава, — тащи кипяток! Арчи, раздевайся! Всё, всё снимай!
Жизнь в лесу всё равно остаётся человеческой жизнью. Вечером Мурава собиралась сполоснуть черномазую Пасю, и Луру, которая снова влезла в грязь. Для этого она сотворила тазик, даже не деревянный, а словно из луба. В этот тазик была брошена одежда Арчена и залита водой, как раз в пору закипевшей. На поверхность всплыли сонмы погибших блох. Но множество насекомых остались на Арчене. Они облепили спину, ноги, бока; лезли в глаза и уголки рта. Арчен извивался, пытался растирать себя ладонями, но с блохами так не справишься, Арчен только сильнее расчёсывал свербящее тело.
— Потерпи, я сейчас! — Мурава подхватила брошенный махайр и побежала вглубь леса.
Дивное зрелище: женщина с кривым мечом в руке, бегущая сквозь дьявольскую чащу.
Вернулась она и впрямь через минуту с несколькими ветками можжевельника. Это чудесное растение, его ещё называют вересом, не признаёт никакой нечистоты. Даже в дьявольской чаще вересовые купы не таят опасности и могут использоваться как лекарство.
Крин поспешно вынесла остатки кипятка. Над можжевеловыми ветками поднялся ароматный пар. Пока ветки не остыли, Мурава принялась хлестать сына по спине, ногам, даже по лицу, изничтожая кусачих насекомых.
Распаренного и опухшего от укусов Арчена затащили в шалаш и уложили рядом с Кудрей, который почти весь день спал без просыпу. Резанные раны на второй день воспаляются. Лучшее лечение в этом случае — сон. Кто именно из четырёх взрослых и малолетних женщин усыпил раненого, они и сами не могли сказать, но Кудря не проснулся, даже, когда Арчена укладывали рядом.
— Теперь рассказывай, что там приключилось, — потребовала Мурава, когда удалось вздохнуть спокойно.
Нечего там рассказывать. Хотел нарубить лапника, шалаш улучшить. Выбрал ёлку, у которой ветки низко. И только первую ветку срубил, как сверху эти сикорахи посыпались, сплошным дождём. И тут же жрать принялись. Остальное ты знаешь.
— А это что? — спросила Пася, показав флейту, которую Арчен зачем-то хранил.
— Откуда она у тебя?
— Из твоей одежды выпала, пока мы её полоскали.
— Это дудка. В эту дырку дуешь, а остальные пальцами прикрываешь, тогда она по разному поёт. Только у меня ничего не получается, как ни стараюсь.
— Мне можно дунуть?
— Пожалуйста.
Пася глубоко вдохнула и пробежала пальцами по отверстиям. Раздалась звонкая трель.
— Ух, ты! — в голос сказали Арчен и Пася.
— Она железная? — спросила Пася, разглядывая флейту.
— Нет, — они бывают разные, но эта — серебряная.
— Ух, ты! — лучших слов для выражения восторга у Паси не было.
— Ладно, бери флейту себе. Всё равно я на ней играть не умею.
— Дела тут у вас… — протянула Мурава, имея в виду вовсе не флейту. — Как говорится, не понос, так золотуха. Ночью плачущая плесень приползала, а кусачая дрянь, оказывается днём может.
— Нам тут не выжить, пробормотал Арчен. — Уходить надо.
— Куда?
Но Арчен уже уплыл в жаркие волны бреда, и вопрос остался без ответа.
Глава 19
«Подстава, подстава», — тяжело стучало в ушах. — Что же делать? Бежать? Куда? Нигде в мире нет для него места. Да и не сбежишь на костылях. Валяться в ногах у солдат, просить пощады? Как же, дождёшься… Им пиво нужно, а не пощада для несчастного калеки. А ещё им приказано доставить кого-нибудь вниз живым, чтобы сжечь на костре.
Никол тихонько с переливами завыл.
Подстава, всюду подстава!
В дверь негромко постучали. Никол мигом шмыгнул за ширму.
Кого там несёт нелёгкая? Не буду открывать! Солдаты после вчерашнего ещё должны дрыхнуть.
И тут же Никол сообразил, что уже утро, значит, лавка открыта и запереть её невозможно.
Скрипнула дверь, раздался отлично знакомый Николу голосок:
— Дядюшка Порш, мне бы хлебца купить. Очень кушать хочется. Я шлёндер принёс. Сам наколдовал. А хлеба не получается.
Тьфу, ты, это же Хотич, жалкая тварь, которого Никол привык шпынять по всякому поводу! И в какую дыру он забился, что его не нашли ни големы, ни солдаты?
— Чего тебе надо?
— Я к дядюшке Поршу. Хлебца купить ломоток.
— К отцу, что ли? Так его нет, убили его.
Хорошо сказал: убили — а кто, тут и гадать не надо. Ясно же, что солдаты. А спрашивать наёмников Хотич не полезет.
— Как же теперь быть? Вот у меня шлёндер есть.
— А никак. Хочешь, бросай свой шлёндер в ящик, а теперь открывай ларь и смотри, что получится.
Хотич покорно расстался с денежкой, а потом открыл ларь, до которого прежде никому из покупателей касаться нельзя было.