Горное селение
Шрифт:
Стоя на четвереньках, Арчен снизу вверх разглядывал незнакомку. Босые ноги; в селении так бегали ещё не заневестившиеся девчонки. Старенькое платьишко, такие в лавке не покупают, матери из бедных семей сами наколдовывают подобные наряды дочерям. Ни на голове, ни на плечах нет платка. По всем приметам — девочка, которой до правильного девичества ещё год бегать. А что фигурка ладная, то бывает, что и у шестилеток сиськи обозначены.
Но самое удивительное и непонятное — это украшения, причудливые и богатые, какие редко можно встретить даже у замужних женщин из самых знатных семей. На тонкой девичьей
В руках у незнакомки было два ведра, единственное, что не вызывало удивления. С чем ещё можно ходить к источнику.
— Здравствуй, красавица, — произнёс Арчен, с трудом поднимаясь на ноги.
— Здравствуй и ты. Откуда ты такой взялся, воду как зверушка пьёшь. Кружки нет?
— Нет, — произнёс Арчен, через силу разгибаясь.
— Тю!.. — протянула девушка. — Что это ты такой кривобокий?
— С горы упал, — признался Арчен, в подтверждение слов, приложив руку к больному месту.
— Тогда я тебя знаю. Ты из тех солдат, что третьего дня ходили колдунов воевать.
Меньше всего Арчену хотелось признаваться в принадлежности к чужой армии. Да и возраст у него явно не солдатский. А говорить, что он один из колдунов, против которых шло войско, ещё хуже.
— Какой я солдат? — Арчен вытащил из-за пазухи чудом уцелевшую дудочку и, что есть силы, дунул. Раздался резкий дребезжащий звук. Ничего музыкального в нём не было, но получилось громко.
— Вот как… Ты из городского оркестра. Тогда тебе домой возвращаться нельзя. Барониссимус послал музыкантов на штурм, а как их колдуны с горы скинули, разгневался и велел всех, кто жив остался, повесить.
— Дела… — протянул Арчен, не думавший, что в долине царят такие нравы.
— Что же с тобой делать? — рассуждала девушка. — Рёбра у тебя, кажись, сломаны, и флейта помята: не поёт, а хрипит. Опять же, в городе виселица ждёт. В бродяги тебе идти тоже не с руки. Давай-ка я тебя попробую в усадьбе спрятать, среди слуг. Там тоже судьба не медовая коврижка, но всё жив будешь.
— Давай… — неуверенно согласился Арчен.
Девушку звали Крин, она была служанкой в имении некоего Мегата, — это то, что Арчен успел узнать, пока они шли от колодца. Имение оказалось богатым домом, примерно, как у водяника Клаза. Имя здешнего богача — Мегат, чем-то неприятно напоминало Никола. Но так уж водится на свете, богачи всюду одинаковы.
Арчен поначалу не понял, что значит слово «служанка». В селении ни у кого слуг не было, что человеку надо, он сам наколдует. А тут такого не водится, и если тебе что-то нужно, должен быть человек, который сделает это за тебя. Всё-таки, трудно живётся богатеям в долине.
Крин шла по дорожке и волокла два ведра воды. Арчен хотел было помочь, но девушка решительно воспротивилась, и Арчен не стал настаивать, тем более что сломанные рёбра болели нестерпимо. Крин шла неспешно, железные украшения не давали ей шагать, как следует. Непонятно это было Арчену, но, как говорится, начнёшь обсуждать чужой обычай, люди начнут твой обычай осуждать.
Зато Арчен узнал, что такое бахча и что такое арбуз. Уже своим умом дошёл, что никто здесь наколдовать арбуз не может и, значит, полосатые плоды даются низовым жителям не так просто, как хотелось бы.
Усадьба оказалась огромной, чуть не больше всего родного Арченого селения. Главный дом, выстроенный в три разряда, возвышался над остальными строениями. Вокруг теснились дома и каменные домишки, сараи, навесы, погреба. Не верилось, что всё это богатство может принадлежать одному человеку, да ещё лишённому магических способностей. Как он мог всё это выстроить в гордом одиночестве?
Крин выплеснула воду в огромную бочку, стоящую среди двора, и повела Арчена в дальнее от большого дома строение. Наверное, это тоже был дом: у него была крыша и три стены, в глубине расположен очаг, а та сторона, где стены не было, выходила во двор. Летом в таком строении вполне можно было жить, а вот зимой… об этом Арчен предпочитал не думать, тут никакая печуша не спасёт.
У самой задней стены (ух, как здесь будет холодно зимой!) брошена плетёная подстилка, точь-в-точь, как у Арчена дома.
— Будешь пока сидеть здесь, — сказала Крин, — а я побегу, у меня ещё урок не выполнен. Ты никуда не уходи, о себе никому не рассказывай, на флейте играть не вздумай. Среди слуг доносчиков полно. Я скажу старухам, они посмотрят, что у тебя с ушибом, и полечат, если надо. Есть не проси, если можно, они тебя сами покормят, а если нет, то значит, нет.
Всё это было понятно и даже ожидаемо, за исключением упоминания о каком-то уроке. Не дело молоденькой девчонке таскать воду здоровенными вёдрами.
Арчен остался один. Смотреть на него никто не сбегался. Больной бок ныл, не переставая. И уже серьёзно хотелось есть. Водой он налился по самое горло, а не ел со вчерашнего дня. Арчен отвернулся от людей, которые могли бы заметить, чем он занимается, и сотворил комок хлеба. Не краюху, не ломоть, даже не кусок хлеба, а именно комок, к тому же плохо пропечёный. Тут был предел его умений, у мужчин, вообще, плохо получается создавать съедобное. Но всё-таки, не с пустым животом сидишь.
Тем временем подошла обещанная домоправительница. Не такая уж она была старуха, но всё в её ухватках и выражении лица изобличало начальницу, привыкшую указывать окружающим.
— Ты, что ли, пришлый дудочник? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: — Сопелку свою спрячь и никому не показывай.
Затем она протянула руку за хлебом, понюхала и, скривившись, вернула комок Арчену.
— Да, не жирно вас барониссимус кормит. У тебя тут сплошная мякина. Мы скот лучше кормим.
— Барониссимус нас вовсе не кормит. Мы же не солдаты. Сами перебиваемся, кто что достанет.
— Тогда не удивительно, что вы разбежались, что тараканы от кипятка. Теперь показывай, где у тебя бок ушиблен.