Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
— Рада? — спросил он.
— Это мой дом. — Она прижалась к его плечу.
— Да, — сказал он, вздохнув. — Дом!
— И твой тоже, — быстро прибавила она.
Как она умела откликнуться на любое его настроение, всегда знала, что сказать ему. Он погладил ее руку. Посмотрел на окутанные дымкой горы. Его дом там — за этими горами.
Через полчаса грузовик с грохотом остановился у рынка. Пассажиры поспрыгивали на землю. Шофер что-то сказал Марии.
— Мы подождем здесь, — сказала она Мхенди. — За нами приедут. Тут стоит английская часть, много белых. Лучше, чтобы тебя не видели. Но
Шофер ушел, оставив их в грузовике.
— Большой город, — заметил Мхенди.
— Самый большой после Куинстауна, — сказала Мария.
— А что тут делают белые?
— Здесь торговое отделение «Панафрика компани». И миссионерская школа, в которой я училась.
— Наверное, и Мэби в ней учился, — задумчиво сказал Мхенди.
— Мэби? — переспросила Мария.
— Один мой друг. Тоже из горских племен. Сейчас он в Англии.
— Я слышала только об одном человеке с гор, который живет в стране белых.
— Это он и есть.
Остальные пассажиры уже разошлись, и только они сидели в грузовике. Торговцы, пришедшие пораньше, чтобы захватить лучшие места, с любопытством поглядывали на них. Мхенди уже начал беспокоиться, когда возле грузовика остановилась легковая машина. Кто-то невидимый открыл заднюю дверцу и окликнул их.
— Это за нами, — сказала Мария. — Пошли.
Они пересели из грузовика в машину, шофер дал полный ход, и машина понеслась по улицам города.
Мхенди скорее почувствовал, чем увидел, что рядом с ним кто-то сидит. Мария успокаивающе сжала его руку.
— Не беспокойтесь, мистер Мхенди, — сказал по-английски сидевший рядом человек. — Дело в том, что здесь недалеко граница, и власти вечно охотятся за контрабандистами. Через наш город перебрасывается довольно много контрабандных алмазов, и за всеми посторонними, естественно, слежка.
Мхенди почувствовал беспричинную, инстинктивную неприязнь к этому человеку. Он буркнул что-то в ответ и замолчал. Автомобиль остановился возле небольшого дома на окраине.
— Идите за мной.
Они вошли в дом. Человек провел их в большую комнату и зажег керосиновую лампу.
Мхенди увидел толстенького суетливого коротышку с глазами-буравчиками. И тотчас понял причину своей неприязни. Он встречал таких людей по всему свету. У них мог быть разный цвет кожи — черный, желтый, белый, но суть одна: у этих людей была жажда власти и корыстный огонек в глазах. Их выдавал голос и презрение к людям, которого они не могли скрыть.
— Добро пожаловать, мистер Мхенди. Не каждый знает, кто вы, но я-то знаю. Газеты Куинстауна писали о вашем приезде. И когда мне приказали встретить важное лицо и переправить его через озеро, я сказал себе: «Это или мистер Лэнвуд, или мистер Мхенди». Но мистер Лэнвуд сопровождает нашего славного премьер-министра в поездке по стране, значит, я встречаю мистера Мхенди. Добро пожаловать, сэр! Меня зовут Симон Чинва. Я возглавляю местную партийную организацию. Можно предложить вам виски?
— Для виски, пожалуй, рановато, — сказал Мхенди.
— Вот чаю он выпьет с удовольствием, — сказала Мария. — И я тоже.
Симон Чинва повернул к ней улыбающееся хитрое лицо. Развел руками.
— Время не терпит, сестра. Гребцы ждут.
— Тогда надо идти, — сказал Мхенди.
— Но сначала вы должны переодеться, сэр. Ваш костюм может вызвать подозрение. Из Куинстауна мне прислали для вас прекрасную тогу и сандалии. Белые глупы. Если на вас национальная одежда, они не станут к вам приглядываться, и вы легко сойдете за местного жителя. А если будете одеты по-европейски, они сразу поймут, что вы не здешний. — Чинва указал в угол. — Ваша одежда там, сэр.
— Я помогу тебе, — сказала Мария.
— Я сейчас вернусь. — Чинва вышел, оставив их вдвоем.
— Я ему не верю, — прошептала Мария, — до прихода Удомо он был за белых.
Мхенди поспешно раздевался.
— А Селина знает?
— Она все знает.
— Тогда почему же…
— Селина никому ничего не объясняет. Тссс…
Вошел Чинва и заулыбался во весь рот.
— Вот теперь, сэр, вас не отличить от местного жителя. Свои вещи лучше оставьте здесь.
— Нет, — сказала Мария. — Я заберу их. И вот еще что — Селина велела передать, что каждому, кто станет слишком много болтать, отрежут язык, а потом будут гонять голым из деревни в деревню и бить.
— Это она мне велела передать? — В его голосе прозвучал страх.
— Вам и вообще всем, кто знает о нашей поездке.
Чинва успокоился.
— А я и не знаю ничего. Знаю только, что должен встретить вас и приготовить для вас каноэ. Что я и сделал. А больше я ничего не знаю. О чем может болтать человек, который ничего не знает?
— Я только передала вам слова Селины.
— Пошли, — сказал Мхенди.
— Может, все-таки выпьете чаю, сэр…
— Нет. Мы уж лучше пойдем, — сказала Мария.
Она связала в узел костюм Мхенди. Чинва проводил их к машине и что-то сказал шоферу.
— Он отвезет вас, сэр. Счастливого пути!
Машина рванулась вперед. Город постепенно исчезал из виду. Они приближались к озеру. Минут через двадцать машина остановилась в маленькой рощице. Мария с Мхенди вышли. Шофер, не задерживаясь ни на минуту, помчался обратно в город.
Длинное узкое изящное каноэ ждало их у берега. На веслах сидело шесть человек — Мхенди никогда не видел людей столь великолепно сложенных. Старший гребец нетерпеливым жестом пригласил их в лодку и, когда они сели, оттолкнулся от берега и поставил каноэ носом в сторону горной цепи. Он что-то сказал, и каноэ стрелой полетело вперед. Гребцы поймали ритм, их тела сгибались и разгибались в полном согласии, весла взлетали и опускались, как одно. Раз… два… Раз… два… Легкое суденышко стремительно неслось по темной воде. Они гребли спокойно, размеренно и неутомимо.
— Ты, наверное, хочешь есть, Мария? — спросил Мхенди.
Старший гребец раздраженно сказал что-то.
— Он говорит, чтоб ты не разговаривал, — прошептала Мария, — он говорит, что твой голос отвлек людей, они сбились с ритма и лодка замедлила ход.
— Прошу прощения, — сказал Мхенди.
Раз… два… Раз… два…
Когда солнце поднялось над вершинами гор, сдернув с них голубоватую дымку, они были уже почти на середине озера. Берегов не было видно, и только высокие горы маячили где-то вдали. Гребцы гребли так, словно только что взялись за весла.