Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
— Самолет заказан на завтра. Вот почему ты должен был сегодня же встретиться с членами исполнительного комитета. Удомо заедет к тебе дня на два и поможет с предвыборной кампанией.
— Удомо?
— Я же сказал тебе, что наше дело выше личных отношений.
— Только потому я и приехал, — вскипел Мэби.
— Ладно, ладно… Пошли-ка лучше спать. Давай по последней?
— Не хочу. Есть какие-нибудь новости о Мхенди? Когда он уехал?
— Я ничего не знаю. Я — министр. Не забывай, что и ты скоро станешь министром. Поэтому нам лучше ничего об этом не знать. Понимаешь? Но Селина сказала бы, что он покинул Куинстаун
— Когда можно ждать от него вестей?
— Не знаю. Забудь пока об этом. У нас здесь сейчас огромная делегация дельцов и инженеров из Плюралии. Народ недоволен, но Удомо считает, что это жизненно необходимо. Кое-кого из них ты можешь встретить и в своих краях. Поэтому лучше не упоминать имени Мхенди. Ясно?
— Ясно.
— Спокойной ночи, брат. Я очень рад, что ты приехал. Мы с Удомо все тащим на себе. Теперь нам будет легче.
— Спокойной ночи, — сказал Мэби, но так и не двинулся с места. Эдибхой ушел.
Мэби давно отвык от звона цикад и во время разговора с Эдибхоем все прислушивался к их хору.
Сейчас в тишине ему чудился уже не хор, а мощный слаженный оркестр, звучание которого наполняло комнату. В горах, в его родной деревне, молодые женщины делали прорези в стеблях тростника и развешивали их у дома. Ветерок, пролетая мимо, наигрывал на этих самодельных свирелях нежные мелодии. Давным-давно, еще будучи мальчишкой, он любил полежать ночью на траве и послушать их мелодичные голоса, которым аккомпанировал громкий хор цикад. Сейчас не хватало только этих свирелей, чтобы вернуться в далекое прошлое и снова почувствовать себя мальчишкой. Мэби закрыл глаза и слушал.
Кто-то вошел. Он открыл глаза. В дверях стоял Самсон — слуга Эдибхоя.
— Извините, сэр. Я думал, вы спать пошли. Комнату хотел убрать.
— Входи, убирай, — сказал Мэби.
— Спасибо, сэр. Принести виски, сэр?
— Не надо, Самсон.
— Может, кофе, сэр?
Самсону так хотелось сделать Мэби что-нибудь приятное, что Мэби кивнул и улыбнулся. Нигде в мире услуги не предлагают так щедро, от всей души, и нигде в мире они не принимаются с таким пренебрежением — и не только белыми, но и черными.
Мэби подошел к окну. Интересно, можно ли увидеть этих ночных оркестрантов? В детстве ему казалось, что он видит их. Но это был самообман, в который он поверил с годами… Завтра он будет дома, среди своих. Мэби слегка побаивался этой встречи. Ведь они все те же, а он изменился. Хорошо, что горцы не так экспансивны, как жители равнин. Завтра он увидит мать — такую старенькую и милую. Но прежде чем ему позволят обнять ее, предстоит выполнить весь этот идиотский ритуал с начала до конца…
А Лоис… Как это он сказал тогда в свое оправдание? Эдибхой еще повторил его изречение. Да — наше дело выше личных отношений! Прекрасная ширма, за которой можно предавать друзей. И люди охотно пользуются этой ширмой. Прости меня, Лоис! Моя Африка всей душой стремится к свету, и я не могу не откликнуться на ее зов. Возможно, потому, что народы ее даже не понимают, как сильно это стремление. Но можно ли зовом родины оправдать предательство друга? Можно ли вообще оправдать предательство? Для тебя ответ на этот вопрос был всегда ясен, был он ясен порой и для меня. Ну, а как быть с Африкой, которая дала мне жизнь? Что мне делать, если я поставлен перед выбором, — предать тебя, Лоис, или предать мечту всей моей жизни? Неужели всегда нужно выбирать из двух зол? Неужели не бывает выбора между добром и злом? Если так, то это очень жестоко. Поколению, стоящему на перепутье эпох, всегда приходится делать самый мучительный выбор.
— Прости меня, Лоис…
— Вы что-то сказали, господин?.. — В комнату вошел Самсон с чашкой кофе.
— Нет, Самсон. Спасибо. Я возьму кофе к себе. Спокойной ночи.
Крошечный самолетик, выбравшись из очередной воздушной ямы, задрал нос и стал набирать высоту, словно карабкался вверх по отвесному склону. Необъятное озеро отступило назад. Надвинулись горы. Потом они вдруг оказались прямо под крылом. Слева, сбегая со склонов гор, расстилались джунгли — темное пятно на светлой земле. Летчик-африканец повернул голову, улыбнулся во весь рот и крикнул:
— Через несколько минут садимся, сэр? Держитесь крепче. Немного потрясет.
Мэби кивнул. Говорить было невозможно — тарахтел мотор. «Тебе, мой друг, кажется, очень весело, но мне не до шуток. Об одном только прошу — доставь меня на землю в целости и сохранности».
Самолетик продолжал набирать высоту. «Бог мой, — думал Мэби, вцепившись в сиденье. — Этот болван непременно угробит нас». Вдруг самолет резко пошел вниз. Мэби прижало к сиденью. Кровь гулко стучала в ушах. Сквозь шум мотора до него донесся голос пилота. Этот идиот еще и пел! Честное слово, таких за решеткой нужно держать! Земля приближалась с угрожающей быстротой. Внезапно она выровнялась, самолет резко сбавил скорость. Вскоре он уже, подпрыгивая, бежал по полю. Там их ждала кучка людей. Летчик снова повернулся к нему, сияя радостной улыбкой.
— Ну как, сэр? Порядок?
Мэби с облегчением вздохнул и неожиданно для себя улыбнулся.
— Где вы учились летать?
— Служил в британском военно-воздушном флоте.
— И они позволяли вам такие фортели выкидывать?
— Ну что вы, сэр, — расхохотался летчик. — Англичане народ осторожный.
— Вот бы мне англичанина, — сказал Мэби.
Летчик воспринял это как чрезвычайно удачную шутку.
Самолет остановился. Его обступили люди. Главным образом молодежь. Здесь, в горах, старики не выходят встречать молодых. Приветствовать Мэби будут только ровесники и те, кто моложе его. А уж идти к старейшинам придется Мэби самому. Если ему повезет, если старейшины сочтут его достойным сыном племени, они соберутся в одном месте, и он сможет засвидетельствовать свое почтение всем сразу. Если нет, придется ходить из деревни в деревню. Только после этого он сможет переступить порог материнского дома.
Мэби и летчик вышли из самолета. Встречающие разделились на две группы — одна побольше, другая поменьше. «Начинается…» — с горечью подумал Мэби. Он подошел к маленькой группе. Кровная родня. Он смотрел на них и никого не узнавал. Его сестра, конечно, вышла замуж и живет теперь в какой-нибудь дальней деревне.
Он стоял в ожидании. Родственники подходили к нему, соблюдая старшинство. Каждый касался его руки, кланялся и уступал место следующему. Все как положено. Сперва родственники, затем соседи. Наконец церемония окончилась. Какой-то человек в европейском костюме подошел к Мэби: