Горный стрелок
Шрифт:
– Он создает нам неудобства.
– Согласен. Но у нас есть время. А пока мне нужно взвесить все «за» и «против», чтобы решить окончательно – идем мы дальше или нет. А он, – Шеель из-под ладони посмотрел на скалы, – пусть пока сидит там. Если я правильно понимаю, сейчас он отдыхает. Спит.
– Нам придется оставлять на ночь караульных.
– Вот это обязательно. И сегодня ночью на посту будешь стоять ты.
«Напросился», – подумал Кепке. Но мысль об Алине слегка скрасила его помрачневшее настроение. Может быть, сегодня ночью что-нибудь получится?
И спросил:
– Выходит, Ларс, мы остаемся здесь
– Они тоже заночуют на прежнем месте – у меня точные, сведения на сей счет.
– Понятно... А скажи, Ларс, если мы не будем подниматься дальше, то как же твоя гора?
Шеель с грустной улыбкой глядел на далекий и близкий пик Кангбахена. На небеса.
– Я хоть посмотрел на нее, – негромко изрек он.
Кепке понимал своего командира: когда поднимаешься в горы, поневоле становишься философом. Но вопрос он задал только из сочувствия к командиру. В планах операции было точно определено если не место ключевого действия, то по крайней мере приблизительное расстояние до него: двух-трехдневный переход от базового лагеря чехов.
Глава VI
19 апреля
17
Кепке замерз. Он выбивал зубами бравый маршевый ритм. Ему хотелось хлебнуть из термоса горячего чая, но для этого нужно вернуться в палатку – и он наверняка кого-нибудь разбудит.
Четыре часа утра, а Алины все нет. Она ушла, когда часы показывали четверть двенадцатого. Хорст всегда различал, когда женщина выходит из своей палатки. Он тоже вышел, стараясь не разбудить товарищей – ему пора было на дежурство. Впрочем... Скоро они вскочат сами: Алина начнет отпускать шуточки в его адрес, потом вылезет Шеель со своим автоматом. «Тоже мне, нашел ремень для воспитания», – усмехнулся Кепке.
А Алину он все равно достанет. Он возьмет ее. Хорст чувствовал, что к ней просто так не ляжешь, но видел, что Алина заводится от его ежевечерних вылазок. Ему казалось, что она раздевает его глазами.
«Только так, – думал Кепке. – Ты самая трудная женщина в моей жизни. Ты даже не представляешь, до чего ты доводишь меня!»
В светлое время суток во время коротких привалов они садились отдыхать друг против друга и бросались огненными стрелами. Кепке старался придать глазам настоящий звериный блеск. И это ему удавалось. До Алины теперь доходили не только взгляды Хорста: ее ноздри подергивались, она буквально вдыхала запах его похоти.
А Кепке будто находился на театральной сцене. На товарищей он вообще перестал обращать внимание – он залез на высоту шесть тысяч метров, чтобы переспать с бабой. Он шумно сопел, резко расслаблялся, закрывал глаза... Алина подбадривала его смеющимися глазами и аплодировала ресницами: «Молодец, грубиян! А ну, выдай запах!» – и клубы похоти обволакивали ее.
Кепке говорил себе: «Еще день-два, и она сама затащит меня в палатку. А я... – Хорсту в голову пришла забавная мысль: – Она меня затащит, а я... уйду!» Настроение у него поднялось, он уже не сомневался, что завтра он именно так и поступит.
"О! Она обязательно затащит меня".
...Мысли о горячем чае перекрыли доступ остальным. Кепке вдруг хлопнул себя по лбу: палатка Алины! В ее термосе наверняка есть или горячий чай, или кофе.
Хорст лег поверх спального мешка Алины и с необъяснимым блаженством шумно потягивал горячий кофе. Лишь после того, как он согрелся, к нему вновь пришли думы о женщине.
«Куда же все-таки она пропала?»
Хорст шел за ней метров триста, пока она неожиданно не свернула за ледовый наворот. Его посетила победная мысль: «Сама позвала». Он резко завернул за угол и на всякий случай заблокировался руками, но...
Алины там не было.
Сразу же за наворотом открывалась глубокая расщелина, со дна которой можно было выбраться на ровную площадку. Он подошел к краю и заглянул вниз. При свете тусклой луны он увидел удаляющуюся Алину. Вот она остановилась и махнула ему рукой: «Пошли».
«Сука! Она же знает, что я не скалолаз. Я не могу спускаться по вертикальным стенам без специальных приспособлений».
Он понял, что женщина смеется над ним.
Куда она поперлась?! Не к чехам же в лагерь? Но до них идти часов восемь-девять. А если кто-то из их лагеря выйдет ей навстречу, то время сократится вдвое.
Что же ты за штучка такая, а, Алина?
Кепке прождал ее у расщелины часа полтора и вернулся в лагерь.
Сейчас... он посмотрел на светящийся циферблат часов... 4.30. Ну где она?
Хорст согрелся и решил выйти из палатки. В голове промелькнула мысль: разбудить командира и все рассказать. Но он передумал. «Это я всегда успею».
Кепке распахнул полог палатки и вылез наружу.
В нескольких десятках метров от себя он увидел Алину.
Она едва держалась на ногах. На ней не было ее привычной вязаной шапочки, волосы смерзлись. Подбитые пухом брюки разорваны в нескольких местах, куртка на груди порвана. Она шевелила посиневшими губами и протягивала к Хорсту окоченевшие руки.
«О черт...» Он поспешил ей навстречу.
Кепке с трудом затащил Алину в палатку, щелкнул кнопкой фонарика, быстро освободил ее от ботинок, шерстяных носков и брюк. В таком же темпе снял с нее куртку и толстый вязаный свитер.
– Где у тебя спирт? – Он низко склонился над ней, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить остальных. Рука невольно легла на обнаженную грудь Алины. И Хорст тотчас отдернул ее: она была холодна, как лед.
– Там, – еле выдавила из себя Алина. – В верхнем... кармашке рюкзака... Справа.
Кепке дал ей отхлебнуть глоток, держа наготове куртку, чтобы, если женщина закашляется, приглушить звук.
Алина глубоко выдохнула и глазами попросила еще.
Он дал глотнуть ей второй раз и начал растирать ее спиртом.
Уже через три-четыре минуты ее тело горело под сильными руками Хорста. Он не пропустил на нем ни одного участка, перевернув Алину на живот. И он сходил с ума. Он дотрагивался до женщины как будто в первый раз, он что-то познавал. Он вдруг увидел, что, кроме привычныхгруди, бедер, ягодиц, существуют волнующие его плечи, совершенно незнакомые изгибы рук. Он втирал спирт в икры, в мягкую ткань ступней, а голова кружилась, вдыхая спиртовые пары и жар раскрасневшегося тела. Он перебрал каждый палец на ее ногах; стиснув зубы, массировал бедра. Алина тихо стонала под ним. И когда пламя готово было вспыхнуть в его голове, он, тяжело хрипя, трясущимися руками торопливо стал расправлять спальный мешок.