Горный удел
Шрифт:
Он не шутил. Полосатые насекомые исправно тушили все степные пожары, возникающие поблизости от улья. Забывая о пище и отдыхе, они могли целыми днями приносить в степь воду и отрыгивать ее на огонь.
Постепенно направляя жуков левее, Олаф вскоре снова вывел упряжку на дорогу. Как часто ни оглядывались беглецы, стрекоз больше не увидели. наверное, в Хлоя-табе все еще ждали рапорта об уничтожении врагов.
– Везучие мы с тобой люди, Стас!
– крикнул сотник товарищу, когда увидел впереди на дороге группу людей.
Однако по мере приближения к ним сотник начал беспокоиться. Люди сначала сбежали с дороги в степь, а потом, разобравшись, кто перед ними, с криками высыпали обратно, натягивая луки. Олаф отпустил усы одному из жуков, схватился за другого, заложил крутой вираж. Когда упряжка снова выбежала на ровное место, оставив позади дикарей, в боку одного из жуков торчала стрела.
– Фольш!! Фольш!!
– еще некоторое время доносилось сзади.
– Кто это такие?!
– расстроенно поинтересовался Стас.
– Ты говорил, надо бояться только стрекоз!
– Повстанцы! Плохо дело, если они здесь. Но впереди я не вижу дыма, надеюсь, с Вахласом все в порядке. По крайней мере одно могу тебе сказать точно: смертоносцев нам бояться не нужно.
– Я их и видел-то только два раза, издали, - пожаловался островитянин.
– Но я тебе верю, Олаф.
– Все будет хорошо, - пообещал сотник, в очередной раз обернувшись и обнаружив за спиной пустое небо.
– Жаль только, что вся еда сгорела, и вообще все, что я взял. А нельзя ли нам от города к городу ехать на этих жуках к морю? Они быстро бегают.
– Боюсь, что нельзя, Стас. Очень уж много в степи шатается дикарей, не говоря о стрекозах. Тяжелые настали времена... Но я что-нибудь придумаю.
Чивиец оглянулся еще несколько раз, но с тем же результатом. Ни дикари, ни хищники им больше не угрожали, и вскоре впереди показались высокие каменные дома Вахласа. Силуэт города будто бы подрагивал - это колыхались на ветру огромные полотнища старой паутины. У Олафа даже сердце заныло от этой картины. Пусть это и не Чивья, зато здесь живут друзья. Скоро о Хлоя-табе и измене речников будут знать все, скоро огромные армии сольются в одну, чтобы в отчаянной битве одолеть общего врага хотя бы численным перевесом. И конечно, Олаф-сотник еще более упрочит свое положение в Чивья... Высокородным господином нельзя стать, им можно только родиться. Зато стать тем, кому эти господа кланяются при встрече, при некотором везении вполне доступно.
Они уже почти достигли первых зданий, и сотник весло смеялся над аханьем Стаса, испугавшегося паутины и темных фигур смертоносцев, замерших на ней, когда из города выбежали четыре восьмилапых. В головах у людей одновременно раздалось одно и то же слово.
"Пхаш!"
Глава тринадцатая
1
Пауки умели мучать людей. Они никуда не спешили, и от криков казнимых, заживо пожираемых, растворяемых пищеварительными ферментами повстанцев у Люсьена уже звенело в ушах. Ему казалось, что скоро скалы начнут осыпаться от этих воплей. Но чивийцев происходящее только забавляло, они вовсю подшучивали над умирающими, особенно старался Валари.
К вечеру люди сделали перерыв на ужин, все ели с большим аппетитом. Люсьену кусок в горло не лез, потому что крики продолжались. Он с тоской поглядывал на оставшихся ждать своей очереди повстанцев. Его так и подмывало подойти и прикончить последних троих.
– Жалеешь их, - сделал печальный вывод Валари.
– А почему? Они предатели, нарушили клятву. Если бы можно было заставить их мучаться вечно, так бы я и поступил, обязательно. Да и вообще, они знали, на что шли.
– Я все понимаю, - остановил его Люсьен.
– Просто не привык к такому. Я слышал от стариков, что в Ужжутаке устраивали что-то похожее, но сам вырос в Хаже.
– Может, у вас пауки и мертвецов не едят?
– Едят, куда же их еще девать?
– искренне удивился Люсьен.
– Не в землю же закапывать. Смертоносцам нравится, пусть едят. Я говорю о живых людях. Все-таки, они ведь уже не исправят того, что наделали.
– Вот поэтому и должны люто помирать!
– кровожадно заявил Валари.
– Вот ты ушел, а их допрашивали. Они говорят, что не убивали Олафа, что его унесла огромная стрекоза. Раньше я бы сказал, что они горного наса нажевались, но та, которой ты отрезал голову, могла бы такое сделать... Наверное, это она и есть.
– Может быть... Может быть даже, что она и меня хотела утащить, только не смогла обезоружить.
– Тогда тебе повезло. А бедняге Олафу - нет, сожрали его в норе личинки. Ладно, сиди, я пойду спать устраиваться, сегодня нас ночью подняли.
Люсьен недоверчиво следил за лучником, но тот и в самом деле извлек из сумки одеяло, завернулся в него и уснул. Точно так же поступила примерно половина чивийцев, хотя крики дикарей продолжали эхом отлетать от скал.
Стражник тоже прилег, но не мог даже закрыть глаза - ему мерещились огромные стрекозы, кричащие человеческими голосами, Олаф, наполовину сожранный личинками, но оставленный живым до утра, и почему-то Алпа, пытающаяся лечь рядом. Последняя картина особенно удручала, Люсьен даже пробовал переворачиваться на другой бок, но противная девушка тоже забегала с той стороны.
Наконец, когда стражник решил не пытаться больше уснуть, а просидеть всю ночь у костра, оказалось, что на горы опустилась ночь. В лагере стояла мертвая тишина, все люди спали, пауки застыли неподвижными многолапыми тенями. Люсьен напился воды из фляги, немного поел, и почувствовал себя гораздо лучше.
"В Хаже не умеют ненавидеть," - сказал Арни, Люсьен сразу узнал заносчивого смертоносца.
– "Наверное, Иржа последний, кто хочет хранить верность Повелителю Ужжутака. И то готов передумать, дать себя уговорить."
– Речь не шла о предательстве!
– обиделся Люсьен.
– Иржа предполагает, что у вашего Повелителя есть веские основания, чтобы требовать перевалы, и очень оскорблен, что ему ничего не сказали, а попытались обмануть.
"Его никто не обманывал! Арнольд по слову короля Стэффа женился бы на вашей принцессе, сам Смертоносец Повелитель хотел ее видеть. Заключить сделку помешала случайность. Сделку, которая по сути является предательством Ужжутака."
– Мы готовы умереть, защищая Горный Удел!
– стражник волей-неволей вспомнил своих товарищей, поселян, которые сейчас стекаются ко дворцу, женщин, стреляющих из лука лучше мужчин. И тут же Люсьен понял, что подарил Арни еще одну часть своего знания.