Город Атлантов
Шрифт:
— Приветствую вас, сэр Роджер. Неужели Эдвард поправился? — произнёс мужчина холодным, надменным тоном.
— Да, Алан, ему стало лучше. Я решил, что он сможет жить дома. Хотя курс лечения не закончен, — ответил сэр Роджер.
— Я очень рад. Но не забывайте, я терплю вашего племянника здесь только из-за вас. Да, да, Эдвард, — проронил он, смерив брезгливым взглядом спутника Роджера. — Вы — ветреный повеса, и ваш моральный облик, мягко говоря, далёк от идеала.
— Алан, он изменился, начал помогать мне в ведении дел, и довольно успешно. Подал несколько отличных идей, которые я смог воплотить. Талантливый мальчик, только немного взбалмошный.
— Хорошо. Как ваша жена? В её лечении есть какие-то сдвиги?
— Нет, — сухо ответил Роджер. — Она в том же состоянии.
— Вам надо перестать сердиться на меня, Роджер. Каждый человек делает выбор сам, руководствуясь собственными знаниями и целями. Элизабет сама выбрала свою судьбу.
— Безусловно, Алан. Безусловно, вы правы, — сухо проронил Роджер. — Этот разговор явно его тяготил. — Прошу нас извинить, мы вас оставим.
Это место представляло собой казино, внизу располагался зал с игральными автоматами — «однорукими бандитами». На втором этаже — столы с зелёным сукном для игры в карты. Весь интерьер был выдержан в стиле ар-деко — чистота геометрических линий, окружности, широкие поверхности однородного цвета. Сочетание роскоши и практичности. Звучала приятная музыка.
Роджер со своим спутником отошёл к стене, где стояли небольшие диванчики. Племянник лорда обладал той же типичной англосаксонской внешностью, что и дядя: вытянутое, холёное лицо, светлые волосы распадались на две изящных волны, открывая высокий лоб, прямой, длинный нос с крыльями, словно высеченными из мрамора, маленький рот, выпуклый подбородок с ямочкой. И удлинённые, приковывающие внимание живостью и умом ярко-голубые блестящие глаза.
— Вы плохо выглядите. Может нам стоит уйти?
Молодой человек помотал отрицательно головой, взял с подноса бокал с красным вином. Сделав глоток, сильно закашлялся.
— Значит, это и есть Алан Райзен. У него сильный акцент. Он — немец?
Роджер усмехнулся и проговорил:
— Нет, русский. Его настоящее имя — Адам Рудинштейн. Из очень богатой семьи, отец был латифундистом, не помню точно, как это называется по-русски. В 1926 он уехал из России без гроша в кармане.
— А почему он уехал из России?
— Ну как же, чернь пришла к власти, начала отнимать все у богатых и успешных, разорила страну дотла.
— И красные отпустили его и не поставили к стенке? Странно. Я не видел ни одного русского флага в городе. Вообще ничего русского.
— Райзен ненавидит Россию, считает себя американцем, о бывшей родине говорит с сильным раздражением и ненавистью. Не важно, касается ли это жизни при царе, или при большевиках. Ненавидит коммунизм, коллективизм и вообще все, что связано с большевиками. Вы слышали об «охоте на ведьм»?
— Ещё бы, мерзкая страница в нашей истории. Сажать людей в тюрьму за то, что у них есть своё мнение.
— Так вот, представьте себе, Райзен выступал экспертом по России перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности в Голливуде.
— По-моему, там речь шла о нескольких фильмах, сделанных в поддержку русских во время войны.
— Он мне пару раз описывал эту «гнусность», как он называл, в красках. Это касалось одного фильма, кажется, «Песнь о России». Рассказывал с отвращением, что это мерзкая пропаганда тоталитарного общества. Нельзя прославлять народ, который сражался за рабское государство. Возмущался, что в фильме показаны улыбающиеся дети, хрустальные люстры, роскошные рестораны, чистые улицы. Чего в России быть не могло.
— Мне не верится, что там нет хрустальных люстр, и никто не улыбается.
— Это не важно, дорогой мой, главное, ему дали облить грязью бывшую родину, — усмехнулся Роджер. — Он быстро натурализовался в Штатах и смог сделать себе огромное состояние. Думаю, это не случайное совпадение.
— Понятно, а на эти бешеные деньги купил себе кресло мэра этого города.
— Почему вы решили, что он — мэр? Он лишь вложил деньги в строительство города. А правит всем вовсе не он. Я вам потом объясню.
К ним подошёл один из посетителей, который сильно выделялся среди всех остальных — под густыми, длинными, чёрными бровями близко посаженные круглые, выпуклые глаза с безумным взглядом и тонкие усики, загнутые вверх тонкими ниточками, как усики диковинного жука. Только у него на роскошном фраке в виде бутоньерки красовалась огромная алая роза, а не маленькая белая гвоздика.
— Эдвард, как я рад, что вы выздоровели! — произнёс он манерно. — Я не надеялся вас увидеть. Вы теперь сможете поддержать вашего дядю. Надеюсь, что вы присоединитесь ко мне и вашему лучшему другу Хьюберту на одном из моих вечеров? Сэр Роджер, я хотел бы увидеть вас с племянником на премьере моего великолепного спектакля.
— Эдвард ещё не достаточно здоров, чтобы выдержать весь спектакль, — сказал Роджер холодно, сжав незаметно локоть спутника, увёл в сторону.
Когда они отошли к высокому окну, задрапированными бордовыми шторами с тяжёлыми, золотыми кистями, Роджер тихо сказал:
— Главный меценат города. Он тоже русский, как и его лучший друг, и покровитель. Сальвадор Каваллини. На самом деле его зовут Семён Ковальчук, но ему нравится, когда его называют артистическим псевдонимом, под которым он выступал.
— Таракан на булавке. Пыжится изобразить из себя Сальвадора Дали.
— Вон тот молодой человек, который стоит рядом с Каваллини, и одет как попугай, тоже ваш большой друг, — добавил Роджер, кивнув на миловидного молодого человека, в длиннополом твидовом пиджаке в крупную сине-голубую клетку, с бархатным воротником и манжетами, и узком галстуке-бабочке в горошек. — Даниэль Хьюберт. Запоминайте.
Воздух прорезал визгливый голос:
— Сэр Роджер, Эдвард, как я рад вас видеть!
К ним подкатился толстяк, с чьей дородной внешностью тонкий голос совершенно не сочетался.