Город без полиции

Малышева Анна Витальевна

– Идем, – охотно согласился Андрей и взял свою спутницу под руку. – По-моему, нам в тот переулочек... Не желаешь пройтись перед сном? Кстати, где ты была? В церкви, что ли? Я посматривал в окно, а тебя что-то не видел.

Не отвечая, Таня потащила его в указанную сторону и не останавливалась до тех пор, пока они не оказались перед синей дощатой дверью в глухой белой стене. Удивленный Андрей достал ключи и, перебрав их, отпер дом. Все это время Таня глаз не сводила со входа в тупик, вздрагивая при одной мысли о том, что там может кто-то появиться. Она перевела дух, только когда оказалась во внутреннем дворике, и лично проследила за тем, как Андрей запирает дверь на улицу.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил парень, поднимаясь вслед за Таней на галерейку. Деревянные ступени жалобно поскрипывали под их шагами, под стропилами черепичной крыши

прятались длинные вечерние тени, со двора, как из подвала, тянуло прохладной сыростью. Девушка молча обернулась. Ее глаза казались двумя большими темными провалами на бледном лице.

– В чем дело? – приостановился он, озадаченный ее поведением. – У тебя такой вид, будто ты опять привидение увидела!

– Так и есть, – еле слышно ответила она. – Это было ужасно.

– Интересно, есть у матери кофе? – как бы про себя, проговорил он и, отстранив девушку, стал подбирать ключи к замкам черной клеенчатой двери. – Я бы выпил чашку-другую. Спать все равно не хочется.

– Ты слышал меня? – стоя за его спиной, повторила девушка. – Я не выдумываю! На этот раз я говорила с ним!

– С Пашей? – осведомился он, распахивая дверь и нащупывая выключатель. – Знаешь, я начинаю думать, что ты ввела меня в заблуждение. Ты психически ненормальная, или у тебя белая горячка. Она как раз случается, когда человек трезв, как стекло. Признавайся – одно из двух правда?

– Ты все шутишь! – Она вошла вслед за ним и захлопнула дверь. – Запри хорошенько! Да на все замки! – добавила Таня, увидев, что Андрей небрежно задвинул легкий засов. – А теперь слушай – горячка не горячка, но Паша жив! И он сказал, чтобы я не ночевала на Эвии, потому что меня хотят убить. Не смотри на меня так! Я знаю, что это звучит дико! Он четыре года числился в покойниках, а теперь является неизвестно откуда, ничего не объясняет и только твердит, что здесь я в опасности, надо возвращаться в Москву!

– Понятно. – Андрей опустился в синее вольтеровское кресло и, откинувшись на потертые подушки, устало взглянул на Таню. – Я не буду спорить, бывает и такое. Значит, ничего с ним не случилось, он просто не хотел звонить домой. Таких историй миллион. Непонятно другое – кто и почему хочет тебя убить? Уж это он должен был тебе сказать!

– Но не сказал. – Девушка подошла к маленькому окну, подступ к которому был заставлен цветочными горшками, поскользнулась на плиточном полу – поливая цветы, Эви не пожалела воды, – но устояла, вцепившись в узкий подоконник. Окошко выходило в тупик. Таня толкнула приоткрытую створку и, высунувшись по пояс, огляделась. Закат уже догорал, на городок быстро опускалась осенняя темная ночь, а фонарей в тупике не было. Она всматривалась в густеющие сумерки до тех пор, пока ей не стало мерещиться, что они наполняются тенями, которые оживают и движутся, подступая к смутно белеющим стенам дома.

– Мне в жизни не было так жутко, – начала она, обернувшись к Андрею, но тут же осеклась. Маленькую гостиную, заставленную массивной старинной мебелью, наполняло ровное негромкое посапывание. Андрей крепко спал, удобно устроившись на подушках глубокого вольтеровского кресла, и вид у него был такой безмятежный, словно он уснул в собственной постели, под охраной верного пса.

Глава 15

Таня не выключила свет, не сняла одежду, даже не откинула лиловое покрывало, устилавшее огромную кровать, а легла поверх него, чутко прислушиваясь к ночной тишине и стараясь не нарушить ее даже шорохом. Зеленоватая хрустальная лампа, стоявшая на туалетном столике, давала мягкий, рассеянный свет, слегка смягчающий зловещее уродство кровати. Слащаво намалеванные на медальонах мифологические герои смотрели на девушку пустыми глупыми глазами, словно недоумевая, каким образом она здесь оказалась. Особенно раздражала Таню Венера – расплывшаяся бесформенная баба, больше похожая на груду зеленоватого студня сомнительной свежести, чем на богиню любви. Девушка даже вытащила из-под покрывала подушку и заслонила ею медальон. Растянувшись на скользком лиловом атласе, она рассматривала трещины в низком беленом потолке и слушала дыхание спящего Андрея. Таня очень устала, но сон к ней не шел – она думала о Паше, вновь и вновь перебирая подробности их короткой беседы и недоумевая, как могла отпустить его, ничего не узнав.

«Да просто как я могла его отпустить! – ругала она себя, беспокойно поворачиваясь на другой бок. – Теперь сама не понимаю, был он или померещился! Нет, был, с привидением его не перепутаешь! И от привидений,

думаю, не воняет перегаром! Он был пьян, и не первый день! А одет прилично, и уж на звонок в Москву денег хватило бы. Не похоже, чтобы он под мостом ночевал!» Девушка вспоминала, как был одет Паша – модные, искусственно состаренные джинсы, чистая рубашка в стиле «сафари», на загорелой шее что-то поблескивало. «Цепочка с медальоном? Он всегда любил что-то носить на шее, вот я и подарила ему тогда черепашку. Черепашка! – Таня широко открыла глаза и села на скрипнувшей кровати. Тишина в доме стояла такая, что у нее звенело в ушах. – Черепашку, конечно, оставил в часовне он! И надпись на зеркале – его рук дело! И веточка кумари, которая повела меня в сторону гор, прочь от моря... Как я сразу не поняла? Это было совсем как в нашей игре, когда мы дарили друг другу подарки. По всей квартире раскидывались подсказки, и если все расшифровать, найдешь приз! Вот я и нашла черепашку, только что это было? Приветствие? Предупреждение? Или он так прощался навсегда? Почему сам меня там не встретил? Ведь я ничего не поняла, только встревожилась! – Таня сердито тряхнула головой, словно Паша был рядом и его можно было упрекать, сколько душе угодно. – А теперь он вдруг выползает из какой-то щели, угрожает мне и снова делает ноги! И почему я должна воспринимать его всерьез? Андрей даже слушать не стал, уснул и был абсолютно прав! Завтра у нас трудный день, еще можно выспаться, в доме никого, кроме нас двоих, нет! Так чего ради я тут сама себя караулю?!»

Она встала и, пробравшись мимо туалетного столика к приоткрытому окну, облокотилась на подоконник, вдыхая резковатый ночной воздух. Окно спальни выходило на галерею, из него весь крохотный дворик был бы виден как на ладони... Если бы над ним горел фонарь. Впрочем, освещать было нечего – открыв окно и высунувшись, девушка различила внизу только каменные плиты. Этот двор казался ей странным – он был слишком пустым, вылизанным, каким-то нежилым. Таких двориков она уже немало видела в Греции через невысокие заборы, и всегда их что-то оживляло – или одинокое деревце, или старинный, сложенный из тесаных камней очаг, или... «Ну да, горшки с цветами!» – кивнула своим мыслям девушка, складывая на подоконнике руки и опуская на них голову. От свежего воздуха ей стало легче, тяжелые мысли, одолевавшие после сумбурной встречи с Пашей, как-то стушевались, отступили на задний план. Спать захотелось так, что ее не остановила бы уже никакая опасность – вымышленная или настоящая. Прикрыв наполовину окно, Таня принялась раздеваться, борясь с зевотой, и усталыми рывками стаскивая с себя вещи.

«Бояться нечего». Она откинула покрывало и скользнула в шелковистую прохладу простыней – на ее удачу, свежих и даже пахнущих лавандой. На миг Таня ощутила себя в отеле, в номере для новобрачных – именно такие кровати, представлялось ей, должны украшать подобные уголки. Сладко потянувшись, она закрыла глаза и подмяла под голову подушку, которая до этого прикрывала антихудожественную Венеру. Мысли пошли слегка врозь, как всегда перед тем, как окончательно разбежаться и уступить место глубокому сну. В этот момент они напоминали Тане детишек, выбегающих на крыльцо школы после окончания дневных уроков. Они еще вместе, но секунда – и от их единства не останется и следа, и начнется история, где нет ни правил, ни законов. «Как жаль, что я не запоминаю снов. – Таня повыше натянула атласное покрывало и сладко зарылась головой в подушку. – А двор странный... Ирина гостиную так заставила горшками, что к окну не подойдешь, и на полу, наверное, вечно вода... На галерее под моим окном – опять горшки, и как эти трухлявые доски под ними не проломятся! А во дворе – хоть бы крошечный цветочек вырастила! Впрочем, она вообще женщина со странностями. Взять хотя бы эту кровать... Лежать на ней приятно, слов нет, но эти росписи, резные колонки, и этот мрачный лиловый балдахин... Она похожа на катафалк, не хватает только черных лошадей и гробовщика в цилиндре...» Девушка начала было представлять себе лошадей и цилиндр, но явившаяся было картинка мгновенно расплылась – и она уснула.

Ей казалось, что прошла всего минута, и потому, почувствовав на своем плече руку и услышав шепот Андрея, девушка раздраженно бросила сквозь сон:

– С ума сошел, спать еще и спать...

Что его появление может иметь другое объяснение, ей даже в голову не пришло. Андрей, по ее мнению, настолько не годился в ловеласы, что никакой опасности не представлял. Тряхнув головой, она с досадой приподнялась на локте и взглянула на парня, склонившегося над постелью:

– Очумел? Который час?