Город богов

Сандерсон Брендон

На элантрийской стене шумел порывистый, сильный ветер; он радостно подхватил и завертел плащ Хратена. Он нес с собой соленый, прохладный запах моря. Джьерн опирался на низкий парапет между двумя горящими факелами и разглядывал Каи.

Город был не так уж и велик, особенно по сравнению с Элантрисом, и его укрепления оставляли желать лучшего. К верховному жрецу вернулось былое недовольство. Он не любил находиться в месте, которое трудно защитить в случае нападения; хотя, возможно, сейчас к его обычной тревоге примешивалось напряжение ожидания.

Каи

переливался огнями; лишь в немногих домах еще светились окна, но на улицах горели фонари, в том числе и вдоль невысокой стены, отмечавшей официальную границу города. Стена образовывала идеальный круг — настолько правильный, что, увидь ее Хратен в другом месте, он бы непременно похвалил строителей. Здесь же она служила еще одним напоминанием о былой славе элантрийцев. За последние годы Каи выплеснулся за пределы этой ограды, но старая граница еще отмечалась кругом горящих факелов.

— Когда-то все было гораздо красивее, — раздался позади джьерна мечтательный голос.

Хратен удивленно обернулся. Он слышал шаги, но решил, что они принадлежат одному из часовых. Вместо солдата он обнаружил лысого коротышку-арелонца в простой серой мантии: Омина, главу кораитов Каи.

Омин подошел к парапету и остановился рядом, не отрывая взгляда от города.

— С другой стороны, тогда у власти находились элантрийцы. Так что их падение должно благодатно отразиться на наших душах. И все же я не перестаю с восторгом вспоминать те дни. Вы знаете, что в Арелоне никто не голодал? Элантрийцы умели превращать камень в зерно, а грязь — в кусок мяса. И когда меня одолевают воспоминания, я начинаю недоумевать. Как злые силы могли принести нам столько добра? И зачем?

Хратен не отвечал. Он стоял, скрестив руки на парапете, а ветер играл с его развевающимися волосами. Омин тоже замолк.

— Как ты меня нашел? — наконец нарушил тишину джьерн.

— Всем известно, что вы любите приходить сюда по ночам, — откликнулся жрец. Он едва мог положить руки на перила; Хратен считал Дилафа невысоким, но по сравнению с Омином тот выглядел великаном. — Ваши последователи говорят, что вы приходите на стену и размышляете о победе над нечестивыми элантрийцами; противники утверждают, что вас мучает вина за проклятие и без того несчастных людей.

Хратен содрогнулся, но не отвел взгляда от собеседника.

— А ты что скажешь?

— Я ничего не стану говорить. Для меня не имеет значения, почему вы поднимаетесь по этим ступеням каждую ночь, хратен. Но я не понимаю, зачем вы закладываете в умы людей ненависть к элантрийцам, когда сами жалеете их.

Джьерн ответил не сразу. Он ритмично постукивал длинными, затянутыми в перчатку пальцами по перилам.

— Это не так трудно, стоит только привыкнуть, — в конце концов произнес он. — При желании человек способен разжечь в себе ненависть, особенно если убедит себя, что ненависть поможет достигнуть большего блага.

— Преследование избранных, которое принесет спасение остальным? — с легкой улыбкой, как если бы он находил идею смешной, уточнил Омин.

— Не смей насмехаться надо мной, арелонец. Перед тобой стоит выбор, и мы оба знаем, что безболезненный путь потребует, чтобы ты поступил так же, как и я.

— Провозгласить ненависть, когда

я ее не чувствую? Я никогда не пойду на это, хратен.

— Тогда ты потеряешь все.

— Значит, другого выхода нет?

— Шу-Корат слишком скромна и полна смирения, жрец. Шу-Дерет кипит жизнью, толкает на свершения. Она унесет тебя, подобно наводнению в затхлом пруду.

Омин снова заулыбался.

— Вы говорите, как будто надеетесь упорством повлиять на истину, изменить ее в свою пользу.

— Я не касаюсь правды и лжи; я всего лишь указал на неизбежное. Вам не выстоять против Фьерденской империи, а где правит Фьерден, там проповедуют Дерети.

— Мы не можем отделить правду от наших поступков, — покачал лысой головой Омин. — Что бы нам ни грозило, истина превыше всего. Она не зависит от того, у кого лучшая армия, более длинные проповеди или больше жрецов. Истину можно задавить, но со временем она все равно поднимет голову. Вам ее не подавить.

— А что, если Шу-Дерет и есть истина? — требовательно спросил Хратен.

— Тогда она победит. Но я не собирался спорить с вами.

— Неужели? — Верховный жрец поднял брови.

— Нет. Я хотел задать вам вопрос.

— Тогда спрашивай, жрец, и оставь меня наедине с моими мыслями.

— Я хочу узнать, что случилось, — начал задумчиво Омин. — Что случилось, Хратен? Что произошло с вашей с верой в бога?

— Моей верой? — потрясенно повторил Хратен.

— Да, — подтвердил арелонец. Его голос звучал так тихо, казалось, вот-вот пропадет. — Когда-то вы должны были искренне верить, иначе не прослужили бы Дерети так долго, чтобы получить звание джьерна. Но где-то по пути вы ее потеряли. Я ходил на ваши проповеди, и я встретил логику и изощренное понимание догматов, а также упорство. Но я не заметил веры, и мне интересно, куда она пропала?

Хратен с шипением втянул воздух.

— Уходи, — приказал он, не глядя на жреца.

Омин не ответил, и джьерн обернулся. Арелонец уже покинул его и теперь беззаботно спускался со стены, как если бы напрочь забыл об их разговоре.

Той ночью Хратен долго стоял на элантрийской стене.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Раоден опасливо выглянул из-за угла. Он все ждал, что его проберет пот, и постоянно вытирал лоб, хотя добился только того, что размазал по лицу элантрийскую грязь. Колени у принца слегка тряслись, и он прижался к трухлявой деревянной изгороди, оглядывая поперечную улицу в поисках неприятеля.

— Сюл, сзади!

Раоден удивленно развернулся, но поскользнулся на склизкой мостовой и упал. Падение его и спасло. Пока он пытался за что-нибудь ухватиться, принц услышал, как над головой пролетела тяжелая туша. Громила разочарованно заорал и врезался в изгородь, осыпав все вокруг сырыми щепками.

Раоден вскочил на ноги, но безумец оказался проворнее. Лысый, едва прикрытый лохмотьями одержимый яростно взвыл и проломил остатки забора; его рычание напоминало вой бешеного пса.

Доска в руках Галладона двинула громилу по лицу. Не успел тот опомниться, как дьюл подхватил с мостовой булыжник и с размаху ударил его в висок. Безумец упал и больше не поднимался.