Город Дождей

1(1)

Когда Михаил погиб в автокатастрофе, Оксане только-только исполнилось двадцать. Вместе с его гибелью рухнули и ее мечты о будущем семейном счастье. Ей казалось -весь мир рушится. Ее мир.

Все-таки у Оксаны хватило здравого смысла не последовать за Михаилом по примеру Джульетты. А спустя время (недолгое время) оказалось, что мир ее не рушится,

Мрачные пророчества матери о том, что “этим ребенком она загубит свою молодость” действия не возымели. Ничто не могло поколебать решимости Оксаны родить сына (почему-то она абсолютно была уверена в том, что родится именно сын, причем, похожий на ее погибшего возлюбленного, как двойник)

Через полтора месяца после гибели Михаила за Оксаной вполне серьезно начал ухаживать мужчина, который был старше нее на целых четырнадцать лет.

Разведенный Петр Олегович красотой, мягко говоря, не блистал – невысокий, полнеющий, с ранней лысиной и грубоватыми чертами лица, – однако, обладал более весомыми достоинствами – занимал руководящую должность, имел собственную двухкомнатную (по тем временам – роскошь немыслимая) квартиру и даже машину “Москвич”.

На церемонное, сделанное по всем правилам – с букетом роз и в парадном костюме- предложение руки и сердца смущенная Оксана ответила отказом.

Расстроенный Петр Олегович ушел… и она не видела его полтора месяца.

Однако спустя пять недель он снова стоял на пороге убогой коммуналки, в которой Оксана с матерью и старшим братом ( к слову профессиональным художником) занимали две полутемные комнатушки.

– Я все знаю, Ксюша, – мягко сказал Петр Олегович, старательно избегая смотреть на округлившийся живот молодой женщины. – Но тебя это не должно беспокоить. Если ты выйдешь за меня, я признаю ребенка своим.

…Через три месяца Оксана благополучно родила девочку, такую же темноволосую и светлоглазую, как ее погибший отец. Девочку назвали Олюшкой и Петр Олегович, держа слово, дал ей свою фамилию – Снигирева.

Оксане не пришлось жалеть о том, что она приняла его предложение – Петр Олегович являлся мужчиной хозяйственным, характером обладал покладистым и в своей молодой жене души не чаял.

Спустя год маленькая Оля уже лопотала “Папа” и, держась за палец Петра Олеговича, делала свои первые шажки.

На семейном совете решено было не сообщать Олюшке правды о ее рождении, во избежание травмирования ее психики. Правда, брат Оксаны – художник Скворешников – пробовал что-то возразить, но Оксана не стала его и слушать – “Сначала своих детей заведи, а уж потом давай советы по их воспитанию!”

…Так прошло двенадцать лет. Оксане казалось, что пролетели эти годы как один день. Петр Олегович успешно рос по службе, соответственно, возрастало и материальное благополучие семьи. Оксана, закончив консерваторию, преподавала сольфеджио и основы дирижирования. Ольга заканчивала шестой класс.

Тут Судьба, видимо, решила, что неплохо будет и подпортить Снигиревым их семейную идиллию…

Мать Оксаны страдала сердечно-сосудистой недостаточностью, одной управляться по хозяйству ей было сложно, и Оксана предложила ей переехать к ним, Снигиревым. Покладистый Петр Олегович не возражал.

Поначалу все шло тихо и гладко, но потом, как водится, пожилая женщина начала выказывать характер. Выражалось это, прежде всего, в перепалках с дочерью. Оксана, конечно, не являлась стервой… но и ангелом тоже не была. И терпеть не могла, когда кто-то (даже если этим “кто-то” является родная мать) вмешивается в ее дела.

Однажды Ольга, вернувшись из школы (и по обыкновению отомкнув замок своим ключом), войдя в квартиру, услышала ведущийся на повышенных тонах (что в последнее время отнюдь не было редкостью) диалог двух женщин. Вот только тема этого диалога была какой-то странной…

– Что, так и будешь до конца жизни возить цветы на могилку своему шоферюге? – это бабушка.

– Замолчи, мама, – Оксана.

– Замолчи?! – только попроси женщину замолчать – и она немедленно выдаст в ответ новую тираду. – Что тебе мог дать этот голодранец? Обрюхатил – только и всего! Да ты Пете своему руки должна целовать за то, что он тебя подобрал и ни словом не попрекнул! За то, что признал Ольку как родную…

Тут Олюшка распахнула дверь в комнату, и обе женщины как по команде замолчали. Лицо Оксаны было белее мела, лицо ее матери напротив – побагровело.

Ольга развернулась и пулей вылетела за дверь. Когда Оксана опомнилась и бросилась догонять дочь, ее уже и след простыл.

…К счастью, Ольге хватило благоразумия не шататься по улицам допоздна, но направилась она не домой, а к дядюшке, с которым у нее всегда были теплые отношения. (Творческая и увлекающаяся натура, Скворешников являлся холостяком и жил, соответственно, один).

Выслушав сбивчивый, прерывающийся всхлипами, рассказ племянницы, художник напоил ее чаем с медом, укутал в теплый плед (Олюшку знобило) и, наконец, сестре, вот уже третий час сходившей с ума от беспокойства за дочь.

– Вот дуреха, – сказал мудрый дядя Эдик, – Какая разница, является Снигирев твоим биологическим отцом или нет, если он всегда относился к тебе как к родной дочери?

– Но вы же все мне врали!
– гневно возразила Ольга.

Художник смутился (он-то как раз был единственным, кто выступал против вранья), но тут, к его вящему облегчению, в дверь продолжительно позвонили, и через пару секунд в квартире появились расстроенные супруги Снигиревы.

Полминуты длилась немая сцена, после чего Снигирев прервал паузу. Слегка откашлялся.

– Что ж ты так заставила нас волноваться, дочка?

Тут Ольга скривила мордашку (похоже, опять сдерживая слезы) и, обхватив своего отчима за часть туловища, которую ввиду ее габаритов “торсом” назвать уже было сложно, пробормотала:

– Я больше не буду, честное слово… папочка.

Петр Олегович, сглотнув ком в горле, погладил Ольгу по волосам, Оксана, достав платок, смахнула пару слезинок, а художник, кашлянув, смущенно отвернулся к окну.