Город Градов
Шрифт:
Канцелярия является главной силой, преобразующей мир порочных стихий в мир закона и благородства.
Подумать надо над этим - и крепко подумать. Я кончаю сегодняшнюю очередную запись, чтобы крепко подумать о бюрократии".
Тут Иван Федотыч встал и действительно задумался.
Так думал он о бюрократии долго, пока его не перебил собачий лай на ночной улице, и тогда он уснул, зря не потушив лампы.
На другой день Шмаков явился на службу - в губернское земельное управление, куда он назначен был заведовать
Явившись, он молча сел и начал листовать разумные бумаги. Сослуживцы дико смотрели на новое молчаливое начальство и, вздыхая, не спеша чертили какие-то длинные скрижали.
Иван Федотыч постепенно входил в самое средоточие дел, но сразу усмотрел ущерб стройности и делопроизводственной логике.
Вечером, лежа на кровати, он раздумывал о своей новой службе. Круг обязанностей каждого сотрудника очерчен недостаточно четко, служащие суетятся с малой пользой, в бумагах запор смысла и скользкая бесплановая логика, в толчее и подотдельской тесноте сотрудники утратили самую цель своих трудов и исторический смысл своей службы.
Поев вчерашней колбасы, Шмаков сел писать доклад начальнику земуправления.
"О соподчинении служащих внутри вверенного мне подотдела в целях рационализации руководимой мною области сельскохозяйственных мероприятий".
Трактат свой Иван Федотыч кончил поздней ночью - за полночь.
Утром хозяйка сжалилась над одиноким человеком и дала Ивану Федотычу бесплатно чай. Ночью она слышала, как у спящего Шмакова рычала и резко трескалась сухая жирная пища в животе.
Иван Федотыч принял чай без всякого одобрения и без интереса прослушал хозяйкин рассказ об их глухой стороне.
Оказалось, что в ближних к Градову деревнях - не говоря про дальние, что в лесистой стороне, - до сей поры весной в новолунье и в первый гром купались в реках и озерах, умывались с серебра, лили воск, окуривали от болезней скот и насвистывали ветер.
"Холуйство!
– подумал Иван Федотыч, послушав старуху.
– Только живая сила государства - служилый, должный народ способен упорядочить это мракобесие".
Идя на службу, Иван Федотыч чувствовал легкость желудка от горячего чая старухи и покой мысли от убежденности в благотворном государственном начале.
На службе Ивану Федотычу дали дело о наделении землей потомков некоей Алены, которая была предводительницей мятежных отрядов Поценского края в XVIII столетии и которую сожгли за чародейные дела в срубе в г. Кадоме.
"Ездили они, отцы наши, воровские казаки, - читал в деле Шмаков, - по уездам, рубили помещиков и вотчинников, за которыми были крестьяне, а черных людей, крестьян и боярских людей и иных служилых людей никого не рубили и не грабили".
Дело о землеустройстве потомков Алены тянулось уже пятый год. Теперь пришла новая бумага от них с резолюцией начальника учреждения:
"Тов. Шмакову. Реши это дело, пожалуйста, окончательно. Пятый год
Шмаков исчитал все дело и нашел, что это дело можно решить трояко, о чем и написал особую докладную записку начальнику учреждения, не предрешая вопроса, а ставя его на усмотрение вышестоящих инстанций. В конце записки он вставил собственное изречение, что волокита есть умственное коллективное вырабатывание социальной истины, а не порок. Управившись с Аленой, Шмаков углубился в поселок Гора-Горушку, который жил на песках, а на лучшие земли не выходил. Оказалось, что поселок жил тихим хищничеством с железной дороги, которая проходила в двух верстах. Поселку давали и деньги и агрономов, а он сидел на песке и жил неведомо чем.
Шмаков написал на этом деле резолюцию:
"Гору-Горушку считать вольным поселением, по примеру немецкого города Гамбурга, а жителей - транспортными хищниками; земли же надлежит у них изъять и передать в трудовое пользование".
Далее попалось заявление жителей хутора Девьи Дубравы о необходимости присылки им аэроплана для подгонки туч в сухое летнее время. К заявлению прилагалась вырезка из газеты "Градовские известия", которая обнадежила девьедубравцев.
"Пролетарский Илья Пророк.
Ленинградский советский ученый профессор Мартенсен изобрел аэропланы, самопроизвольно льющие дождь на землю и делающие над пашней облака. Будущим летом предположено испытать эти аэропланы в крестьянских условиях. Аэропланы действуют посредством наэлектризованного песка".
Изучив все тексты сего дела, Шмаков положил свое заключение:
"Ввиду сыпящегося из аэроплана песка, чем уменьшается добротность пахотных почв, признать отпуск аэроплана хутору Девьи Дубравы пока преждевременным, о чем и уведомить просителей".
Остаток трудового дня Шмаков истратил целиком и полностью на заполнение форм учета учетной работы, наслаждаясь графами и терминами государственного точного языка.
На пятый день службы Шмаков познакомился с заведующим административно-финансовым отделом земельного управления Степаном Ермиловичем Бормотовым.
Бормотов принял Шмакова спокойно, как чуждое интересам дела явление.
– Товарищ Бормотов, - обратился Шмаков, - у нас дело стоит: вы почту приказали отправлять два раза в месяц оказиями.
Бормотов молчал и подписывал ассигновки.
– Товарищ Бормотов, - повторил Иван Федотыч, - у меня тут срочные бумажки, а отправлять почту будут через неделю чохом...
Бормотов нажал кнопку звонка, не глядя на Шмакова.
Вошел испуганный пожилой человек и прищурился на Бормотова с почтительным и усиленным вниманием.
– Отнеси это в ремесленную управу, - сказал Бормотов человеку.
– Да позови мне какую-нибудь балерину из переписчиц.
Человек не осмелился ничего сказать и ушел.