Город и город
Шрифт:
Он взмахнул рукой в замедленном подражании.
— Удар в левый висок. Я бы сказал, что её отправили в нокаут или, по крайней мере, в нокдаун, в состояние грогги, после чего колющие ранения привели к смерти.
— Чем её ударили? В голову?
— Тяжёлым тупым предметом. Может, кулаком, если крупный, я такое предполагаю, но серьёзно в этом сомневаюсь.
Он отдёрнул угол простыни, умело открыв левую сторону её головы. У кожи был страшный оттенок мёртвого синяка.
— Вуаля.
Он подал мне знак приблизиться. Я наклонился к её обритой голове, и запах консерванта усилился. Посреди чёрной
— Что это такое?
— Я не знаю, — сказал он. — Они неглубокие. Что-то такое, на что она упала, так я думаю.
Ссадины были размером с остриё карандаша. Они занимали площадь шириной примерно с мою ладонь, неравномерно нарушая целостность кожи. Кое-где они представляли собой линии в несколько миллиметров длиной, более глубокие в центре, чем по краям, где сходили на нет.
— Признаки полового акта?
— Не в последнее время. Так что если она была рабочей девочкой, то, может, отказ что-то сделать и привёл её к такому концу.
Я кивнул. Он помолчал.
— Теперь-то мы её отмыли, — сказал он наконец. — Но она была вся в грязи, пыли, травяных пятнах, всем таком, чего можно ожидать от того места, где она лежала. И в ржавчине.
— Ржавчине?
— Повсюду. Множество ссадин, порезов, царапин, в основном посмертных, и много ржавчины.
Я снова кивнул. И нахмурился.
— Раны оборонительные?
— Нет. Нанесены быстро и неожиданно, или же она была повёрнута спиной. На теле целая куча царапин и много чего ещё. — Шукман указал на рваные отметины на её коже. — Это связано с её перетаскиванием. Износ после убийства.
Хамзиник открыл было рот и снова его закрыл. Я взглянул на него. Он грустно покачал головой: дескать, нет, ничего.
Глава 3
Плакаты были развешаны. В основном вокруг области, где обнаружили нашу Фулану, но кое-где и на магистралях, на торговых улицах, в Кьезове, Топище и подобных им районах. Более того, один из них я увидел с порога собственной квартиры.
Это было даже не очень близко к центру Я жил восточнее и немного южнее Старого города, в квартире на предпоследнем этаже шестиэтажной башенки на Вулковстращ. Это сильно заштрихованная улица — инородность нарушает один архитектурный узел за другим, а кое-где даже и дом за домом. Местные здания то выше, то ниже друг друга в пределах трёх этажей, и поэтому Бещель выдаётся вверх с половинчатой регулярностью, а крыши выглядят едва ли не навесными бойницами.
Отороченная тенями балочных башен, которые маячили бы над ней, если бы стояли здесь, церковь Вознесения находится в конце Вулковстращ, и окна её защищены металлическими решётками, однако некоторые раскрашенные стёкла разбиты. Там через каждые несколько дней устраивают рыбный рынок. Я регулярно завтракаю под крики продавцов, стоящих возле ведёрок со льдом и стоек с живыми моллюсками. Даже молодые женщины, которые там работают, становясь за прилавки, одеваются на манер своих бабушек, ностальгически фотогеничные, с волосами, повязанными шарфами цвета кухонных полотенец, и в фартуках с серыми и красными узорами, чтобы не так были заметны пятна, оставляемые потрошением. Мужчины, пока не скрывались, достигнув булыжников подо мной, выглядели — или казались — только что сошедшими с лодок и ещё не расставшимися со своим уловом после возвращения с моря. Бещельские покупатели медлили, принюхивались к товару, тыкали в него пальцами.
По утрам в нескольких метрах от моего окна по эстакаде проходили поезда. Они шли не в моём городе. Я, конечно, этого не делал, однако мог бы заглядывать в вагоны — уж очень они были близко — и встречаться глазами с заграничными пассажирами.
Они увидели бы только худощавого человека чуть старше сорока, в халате, занятого утренним йогуртом и кофе, встряхивающего и складывающего свежий номер «Инкьистора» или «Ий Деурнема» или захватанный «Бещельский журнал», чтобы поупражняться в английском. Обычно он пребывал в одиночестве, но время от времени там можно было увидеть одну или другую из двух женщин примерно его возраста. (Историк-экономист Бещельского университета; автор художественного журнала. Они друг о друге не знали, но против ничего не имели бы.)
Когда я вышел, с плаката на стенде неподалёку от моей двери на меня взглянуло лицо Фуланы. Хотя глаза у неё были закрыты, с изображением основательно повозились, чтобы выглядела она не мёртвой, но ошеломлённой. «Знаете ли вы эту женщину?» — вопрошал плакат. Он был чёрно-белым, напечатанным на матовой бумаге. «Позвоните в Отряд особо опасных преступлений» — и наш номер. Наличие плаката свидетельствовало, что местные полицейские проявили необычайное усердие. Может, они висели по всему округу. А может, зная, где я живу, они хотели отделаться от моего надзора с помощью одного или двух стратегических размещений, специально для моих глаз.
До базы ОООП было километра два. Я пошёл пешком. Миновал кирпичные арки: вверху, где проходила граница, они находились в другом городе, но не все из них были чужими у оснований. В тех, что я видел, располагались маленькие магазинчики и самовольные пристройки, украшенные художественным граффити. В Бещеле этот район был спокойным, но улицы заполнялись теми, кто жил в другом месте. Я их не-видел, но требовалось время, чтобы пробраться мимо них всех. Прежде чем я достиг поворота на Виа-Камир, мне на мобильный позвонила Ящек:
— Мы нашли фургон.
Я поймал такси, которое раз за разом то ускорялось, то застревало в транспортном потоке. Мост Махест был переполнен как у нас, так и в другом городе. Несколько минут я мог смотреть в грязную реку, пока мы протискивались к западному берегу; дым и грязные суда верфи представали в отражённом свете зеркальных зданий на заграничной набережной — в завидной финансовой зоне. Бещельские буксиры подпрыгивали в кильватерных струях игнорируемых водных такси. Фургон, весь скособоченный, стоял между зданиями. Это была не стоянка, но проезд между помещением импортно-экспортной фирмы и административным зданием, огрызок пространства, полный мусора и сорняков, связывавший две улицы покрупнее. С обеих его сторон были протянуты полицейские ленты — несколько неуместно: этот проезд на самом деле был заштрихован, хотя и редко использовался, так что лента при таких обстоятельствах была нарушением общего правила. Мои коллеги топтались вокруг автомобиля.