Город и звезды
Шрифт:
— Да, они редки, но временами желательны. Я не знаю точно, в чем именно дело, но трое Сенаторов уже здесь, и скоро ожидаются прочие.
Точное воспроизведение хода событий, уже происшедших в Диаспаре, вызвало у Элвина смех. Казалось, куда бы он ни направлялся, он всюду сеет за собой изумление и тревогу.
— Думаю, будет неплохо, — сказал он, — если я смогу поговорить с этой вашей Ассамблеей — если только буду при этом в безопасности.
— Ты вполне можешь придти сюда сам, — ответил Хилвар, — если Ассамблея пообещает не пытаться вновь овладеть твоим сознанием. В противном случае на твоем месте я бы сюда не совался. Я проведу твоего
Элвин, чувствуя острое, но предательское возбуждение, последовал за Хилваром в здание. Теперь он встречался с правителями Лиса на более или менее равных условиях. Обиды на них он не держал, но все же было очень приятно сознавать, что теперь он — хозяин положения и повелитель сил, все еще не проявивших себя полностью.
Дверь в комнату, где шло заседание, была заперта, и лишь спустя некоторое время Хилвар смог привлечь к себе внимание. Сознание Сенаторов, видимо, было настолько загружено, что пробиться в их совещание стоило большого труда. Затем двери неохотно отворились, и Элвин продвинул своего робота прямо в зал.
Узрев парящего робота, трое Сенаторов окаменели в своих креслах, но на лице Серанис промелькнул лишь слабый след удивления. Либо Хилвар уже успел предупредить ее, либо она должен был знать, чем занимается Элвин и, следовательно,
— Добрый вечер, — сказал он вежливо, словно этот подставной визит был самым естественным явлением в мире. — Я решил вернуться.
Их изумление явно превысило ожидания Элвина. Первым опомнился один из Сенаторов, молодой человек с седеющей шевелюрой.
— Как ты попал сюда? — ахнул он.
Причина его ошеломления была очевидна. Аналогично Диаспару, Лис, должно быть, тоже вывел подземную дорогу из строя.
— Я прибыл сюда так же, как и в прошлый раз, — сказал Элвин, не в силах удержаться от возможности поразвлечься за их счет.
Двое Сенаторов уставились на третьего, который развел руками в знак полного недоумения. Затем младший по возрасту снова обратился к Элвину:
— У тебя не было каких-либо… э… затруднений?..
— Никаких, — сказал Элвин, решив ввести их в еще большее смущение. — Я вернулся по собственной воле, поскольку у меня есть для вас важные вести. Однако ввиду наших прежних разногласий я пока что остаюсь вне вашего поля зрения. Если я появлюсь лично, обещаете ли вы не пытаться вновь ограничить мои перемещения?
Некоторое время никто не произнес ни слова. Интересно, какими мыслями они сейчас обмениваются, подумал Элвин. Наконец, Серанис объявила за всех:
— Мы не будем снова пытаться управлять тобой — хотя не думаю, что и в прошлый раз нам это особенно удалось.
— Отлично, — ответил Элвин. — Я прибуду в Эрли по возможности быстро.
Когда робот вернулся, Элвин тщательно проинструктировал его и велел повторить инструкции еще раз. Он был вполне уверен, что Серанис не нарушит слова, и все же предпочел обеспечить себе безопасный путь к отступлению.
Воздушный шлюз бесшумно закрылся за ним. Через мгновение послышалось тихое «фсс… « теснимого кораблем воздуха, напоминающее продолжительный изумленный вдох. Темное пятно на миг закрыло звезды, и корабль улетел.
Когда звездолет исчез, Элвин вдруг сообразил, что допустил небольшой, но досадный промах — из тех, что приводят к провалу самые продуманные планы. Он забыл, что рецепторы робота куда чувствительнее его собственных, и ночная тьма оказалась более густой, чем он ожидал. Неоднократно он совершенно
Наконец сквозь деревья засияли огоньки деревни, но он уже не нуждался в них: тропа под ногами превратилась в поток тусклого голубого пламени. Мох, по которому он шагал, фосфоресцировал, и следы отпечатывались на нем темными пятнами, медленно исчезавшими позади. Это было красивое, чарующее зрелище. Когда Элвин нагнулся, чтобы подобрать горсть странного мха, тот несколько минут сиял в сложенных ладонях; потом его свечение угасло.
Хилвар вновь встретил его перед домом и повторно представил Серанис и Сенаторам. Они как-то нехотя, с осторожным уважением, приветствовали его. Если их и интересовало, куда исчез робот, они не обмолвились об этом и словом.
— Я очень сожалею, — начал Элвин, — что мне пришлось покинуть вашу страну столь недостойным образом. Вам, может быть, интересно узнать, что почти так же нелегко было ускользнуть из Диаспара.
Он выждал, пока они переварят сказанное, а затем торопливо добавил:
— Я поведал моему народу о Лисе все, что знал, стараясь представить вашу землю в самом благоприятном свете. Но Диаспар не желает иметь с вами ничего общего. Несмотря на все изложенное мною он решил избежать осквернения со стороны низшей культуры.
Реакция Сенаторов доставила Элвину удовольствие. Даже изысканная Серанис слегка покраснела при его словах. Если удастся возбудить в Лисе и Диаспаре достаточно сильное взаимное раздражение, задача разрешится более чем наполовину. Оба города будут столь озабочены доказательствами превосходства собственного образа жизни, что барьеры между ними быстро сойдут на нет.
— Зачем ты вернулся в Лис? — спросила Серанис.
— Потому что хочу убедить Лис, равно как и Диаспар, в том, что вы сделали ошибку.
Он не упомянул второй причины — в Лисе был единственный друг, на которого он мог положиться и в чьей помощи нуждался.
Сенаторы все еще молчали, ожидая от Элвина дальнейших слов, и он знал, что их глазами и ушами сейчас смотрят и слушают многие другие сознания. Он был представителем Диаспара, и весь Лис судил о городе по его словам. Преисполненный чувством ответственности, Элвин собрался с мыслями и начал речь.
Его темой был Диаспар. Он обрисовал город таким, каким видел его в последний раз — дремлющим на груди пустыни, с башнями, сияющими подобно похищенным у неба радугам. Из сокровищницы своей памяти он извлек песни, посвященные Диаспару поэтами былых времен, рассказал о бесчисленных творцах, умножавших красоту города. Никто, пояснил он, независимо от отпущенного ему срока, не мог исчерпать богатств Диаспара: в городе всегда обнаруживалось что-нибудь новое. Немалое время он посвятил описанию удивительных вещей, сработанных умельцами Диаспара; постарался хотя бы вкратце дать представление о шедеврах, сотворенных художниками прошлого к вечному восхищению людей. И с легкой грустью задал вопрос: правда ли, что музыка Диаспара стала последним звучащим посланием Земли к звездам?