Город и звезды
Шрифт:
— Я надеюсь, что они вернулись домой, — сказал он.
— А сейчас куда? — спросил Хилвар, когда они снова оказались в космосе.
Элвин задумчиво смотрел на экран.
— Ты полагаешь, мне следует вернуться? — произнес он.
— Это было бы разумно. Наше везение не может длиться долго, а кто знает, какие еще сюрпризы приготовили для нас эти планеты?
Это звучал голос осторожности и здравого смысла, и Элвин сейчас был готов прислушиваться к нему в большей степени, нежели несколько дней назад. Но он прошел долгий путь и всю жизнь ожидал этого момента; он не повернет назад, ведь предстоит увидеть
— Теперь мы будем оставаться в звездолете, — сказал он, — и нигде не коснемся поверхности. Это, во всяком случае, достаточно безопасно.
Хилвар пожал плечами, словно слагая с себя ответственность за все, что может произойти. Теперь, когда Элвин проявлял хоть какую-то осторожность, его друг решил не признаваться, что и сам он горит нетерпением продолжать поиски, хотя и давно распрощался с надеждой встретить на этих планетах разумную жизнь.
Впереди виднелся двойной мир: огромная планета и ее спутник меньшего размера. Главная планета была двойником второго из посещенных ими миров: ее окутывало то же ярко-зеленое одеяло. Совершать посадку здесь не имело смысла — эту историю они уже знали.
Элвин подвел корабль близко к поверхности спутника; он не нуждался в предупреждающем сигнале защищавших его сложных механизмов, чтобы понять: атмосферы здесь нет. Все тени имели резкие, четкие края, и переходной зоны между ночью и днем не существовало. Здесь Элвин впервые увидел нечто, напоминавшее ночь, ибо лишь одно из далеких солнц висело над горизонтом того участка планеты, к которому они приблизились. Панораму заливал тусклый красный свет, словно все было погружено в кровь.
Они пролетели многие километры над горами, столь же острыми и зазубренными, как и в незапамятные века своего рождения. Это был мир, не знавший перемен и старения, никогда не освежавшийся дождями и ветрами. Сохранение предметов в их первозданой свежести здесь не требовало использования схем вечности.
Но если воздуха не было, то и жизнь не могла существовать — или все-таки могла?
— Конечно, — сказал Хилвар, когда Элвин задал ему этот вопрос, — в такой идее нет ничего биологически абсурдного. Жизнь не может возникнуть в безвоздушном пространстве — но она может развиться до форм, способных в нем выжить. Этот процесс должен был происходить всякий раз, когда какая-нибудь обитаемая планета теряла свою атмосферу.
— Но можно ли ожидать существования в вакууме разумных форм жизни? Разве они не предпочтут оградить себя от потери воздуха?
— Вероятно, да — если это произойдет после того, как они достигнут должного уровня интеллекта. Но если атмосфера исчезнет, когда они будут находиться еще на примитивной стадии, им останется лишь приспособиться или погибнуть. После того, как они приспособятся, дальнейшее развитие может привести к очень высокому уровню интеллекта. В сущности, именно так, вероятно, и должно быть в связи со столь сильной побудительной причиной.
Элвин счел эти доводы чисто теоретическими, особенно в приложении к данной планете. Нигде не было видно никаких признаков того, что она когда-либо несла на себе жизнь, разумную или нет. Но каково же было назначение этого мира? Элвин уже не сомневался, что вся многообразная система Семи Солнц являлась искусственной, и этот мир должен был служить частью генерального плана.
Вообще говоря, он мог предназначаться исключительно для украшения: выступать в качестве луны на небе своего огромного соседа. Но даже в таком случае казалось правдоподобным, что ему будет найдено хоть какое-нибудь практическое применение.
— Гляди, — произнес Хилвар, указав на экран. — Вон там, справа.
Элвин сменил курс корабля, и панорама вокруг них покачнулась. Освещенные красными лучами камни слились вместе от скорости полета; затем изображение стабилизировалось, и внизу заскользили безошибочные признаки наличия жизни.
Безошибочные — но и разочаровывающие. Это был ряд широко расставленных стройных колонн, располагавшихся метрах в тридцати друг от друга и имевших вдвое большую высоту. Они простирались вдаль, уменьшаясь в гипнотизирующем чередовании, пока горизонт не поглощал их.
Элвин повернул корабль вправо и помчался вдоль линии колонн, одновременно раздумывая, какой цели они могли служить. Колонны были абсолютно одинаковы, и неразрывной вереницей тянулись через холмы и долины. Не обнаруживалось никаких признаков того, что они когда-либо что-то поддерживали: колонны были гладкими, ровными и слегка сужались кверху.
Внезапно линия круто свернула под прямым углом. Элвин проскочил несколько километров, прежде чем опомнился и развернул корабль в новом направлении.
Колонны продолжали непрерывно шагать по пейзажу столь же идеальным строем. Затем, километрах в шестидесяти за точкой поворота, они вновь резко повернули под прямым углом. Так мы скоро вернемся к началу, подумал Элвин.
Бесконечная цепь колонн настолько зачаровала путешественников, что когда она прервалась, они по инерции отлетели от места разрыва на несколько километров, прежде чем громкий окрик Хилвара заставил ничего не заметившего Элвина повернуть звездолет назад. Они медленно опустились, и пока корабль описывал круги над тем, что обнаружил Хилвар, в их умах стало зарождаться фантастическое подозрение — хотя поначалу ни один из друзей не осмелился о нем заговорить.
Две колонны были сломаны у основания и валялись на камнях там, где упали. Кроме того, еще две колонны по соседству с ними были выгнуты наружу какой-то неодолимой силой.
Пугающий вывод напрашивался сам собой. Теперь Элвин понял, над чем именно они летали: в Лисе он не раз видел подобное, но до сих пор ошеломляющая разница в масштабах мешала узнаванию.
— Хилвар, — спросил он, все еще с трудом осмеливаясь облечь свои мысли в слова, — ты знаешь, что это?
— Верится с трудом, но мы летим вдоль края загона. Эта штука — изгородь: изгородь, оказавшаяся недостаточно прочной.
— Люди, которые держат любимых зверушек, — проговорил Элвин с нервным смехом, каким многие заглушают страх, — должны быть уверены, что знают, как уследить за ними.
Хилвар не отреагировал на его вымученную веселость; наморщив лоб, он разглядывал сломанную ограду.
— Не понимаю, — сказал он наконец. — Где на подобной планете оно могло раздобыть пищу? И зачем оно вырвалось из загона? Я бы многое отдал, лишь бы узнать, что это было за животное.
— Возможно, его бросили здесь, и оно вырвалось, потому что было голодно, — предположил Элвин. — Или что-то вызвало у него раздражение.