Город каменных демонов

Ерпылев Андрей Юрьевич

Но и услышанных обрывков уже было достаточно для кое-каких выводов. Особенно примечательно звучали слова, привычно выхваченные натренированным ухом из невнятицы жужжания вчерашней толпы зевак: «И эти тоже… Сразу, как приехали, принялись болванов каменных расшибать…» Значит, кто-то и до несчастных кавказцев устраивал тут акты вандализма? Не шалаевские ли отморозки? Ведь перед их логовом тоже возвышается пустой постамент…

Недалеко от знакомой площади Вера замедлила шаг, стараясь придать себе вид беспечно прогуливающейся туристки.

Не торопясь она снова прошествовала вдоль узеньких фасадов домов-утюгов, подолгу останавливаясь

перед каждой из скульптур, но все внимание ее было устремлено не к ним, а к высокой тумбе перед гостиницей. Еще от угла улицы она успела разглядеть ранее не замеченную деталь — какой-то темный обрубок на вершине пьедестала.

«Так… Теперь не торопясь к постаменту… Ого!»

«Обрубок» при ближайшем рассмотрении оказался не чем иным, как частью чьей-то ноги. Не человеческой, конечно, и даже не каменной, а металлической, вроде бы из потемневшей бронзы, но особенной роли это не играло. Совсем недавно здесь тоже была скульптура!

— Дедушка, — обратилась Вера к пожилому мужчине с ярким пластиковым пакетом в руках, неторопливо пересекавшему площадь в том направлении, откуда она только что появилась. — Извините, пожалуйста, вы не подскажете мне, что за памятник здесь стоял? На тумбе не написано ничего…

Прохожий охотно остановился и переложил тяжелую ношу из одной руки в другую:

— Как же, как же, стоял… Ленин тут стоял, вот кто. Ильич, стало быть.

— А что же его так неаккуратно снесли? — затаив дыхание, чтобы не спугнуть удачу, начала допрос девушка. — И вообще, столько лет прошло — могли и кого-нибудь другого поставить…

— Каких еще лет? — хмыкнул старик. — Да полмесяца не прошло, как его своротили! Стоял тут, болезный, никого не трогал, так нет: понаехали, накинули веревку, дернули машиной, и нет Ильича… А ведь лет сорок простоял!

— А кто дернул-то?

— Дернул кто? А те и дернули, которые на черных машинах иностранных прикатили. Повыскакивали, как хозяева, и давай все крушить… Докрутились, мазурики. Слыхала, как их того?.. Ну, того самого…

— Н-нет… Я только позавчера приехала.

— То-то смотрю — не видал я тебя раньше. И чего приехала? К родне или как?

— Да нет, не к родне. Просто слышала, что город у вас красивый, вот и заехала — по улицам побродить, полюбоваться.

— Да, городишко у нас знатный. Так крепко фрицы строили, что мы за полвека доломать не можем… Почитай, только у нас все как встарь осталось. Вот и едут теперь смотреть. Парень тут тоже все крутится, фотоаппаратом щелкает… Я его так прямо и спросил: зачем? А он: мол, искусствовед, статуи наши изучать приехал…

«Сосед мой, похоже, — подумала Варя, моля Бога, чтобы словоохотливый старичок не насторожился. — Тесен мир… Особенно здесь».

— Тут статуй всяких — не счесть! — увлеченно продолжал прохожий, аккуратно поставив звякнувший стеклом пакет на землю и хозяйственно прислонив к тумбе. — Еще до «Красного литейщика» тут их была тьма-тьмущая. Говорят, какой-то чудак здесь жил лет сто назад, до Империалистической еще, и штамповал их десятками. Весь город заставил! Так и помер, говорят, за работой. А уж потом немцы здесь завод построили, чтобы памятники делать. Свои, конечно, фашистские… Ну, а когда наши пришли, то не пропадать же добру — тоже стали лить. Вот этот Ленин, — старик хлопнул ладонью по краю пустующего постамента, — у нас и отлит был. Я даже помню, как ставили его… В каком же это было году?.. В сорок седьмом?.. Нет, Сталин тогда уже

помер… Да, точно! В пятьдесят четвертом это было! Или в пятьдесят третьем?..

— А что теперь завод производит? — осторожно прервала хронологические изыскания девушка. — Тоже памятники?

— Какой там! — сокрушенно махнул рукой горожанин. — Пару лет еще после перестройки поработал, а там и встал совсем… Ленины наши вдруг всем опротивели, а других знаменитостей у нас и нет. Да и те, которых отлили, никому не нужны стали… А я ведь, девонька, сорок лет от звонка до звонка протрубил на «Литейщике»! Да-да. Как со срочной вернулся, так сразу и поступил. Сперва в литейку, а потом на участок формовки перевелся… Вот этими самыми руками формы готовил, — с гордостью продемонстрировал старик журналистке мозолистые ладони. — А сколько Ильичей из них вышло — не счесть… Наверное, в каждом третьем городе по Союзу мои куколки стояли… Как узнал, сколько эти изверги перекалечили, сердце зашлось… Фашисты, чистые фашисты!..

— Тебя за смертью посылать что ли, Митрич? — раздался откуда-то сзади возмущенный голос, и Вера, обернувшись, увидела мужчину, по пояс высунувшегося из окна противоположного дома-утюга. — Буксы уже горят, а ты с барышнями лясы точишь! Скажу вот Егоровне — выдаст она тебе скалкой по самые не хочу!

— Бегу, бегу… — виновато засуетился старик, подхватывая свой звенящий пакет. — Заболтался я с тобой, милая… Бывай здорова…

— А кто перекалечил-то? — безнадежно спросила девушка в спину торопливо удаляющегося «пакетоносца», уже не надеясь на ответ.

— Да те самые и перекалечили, — бросил тот, обернувшись на ходу. — Ленина сдернули и на завод покатили, байстрюки… Не сиделось им, паразитам…

Покидая площадь, Вера уже точно знала следующий пункт своего маршрута…

Тейфелькирхен, Восточная Пруссия, 1914 год.

— Вашбродь, — кинул к виску руку со свисающей с запястья нагайкой урядник Седых, едва сдерживая разгоряченного коня, нервно грызущего удила. — Город какой-то. Або деревня… Никого не видать.

— Так город или деревня? — подъесаул [17] Груднев, низко склонившись над картой, пытался разобрать название населенного пункта в неверном вечернем свете.

Карта была дрянная, пятиверстка, [18] к тому же трофейная, немецкая, а в языке теперешнего врага Алексей Владимирович, как ни крути, был не слишком-то силен. В корпусе все больше налегали на французский, словно надеялись, что Бонапарт вот-вот поднимется из могилы и снова, как сто лет назад, двинет свои «двунадесять языков» на Русь.

17

Подъесаул — офицерский чин в казачьих войсках, соответствовавший по Табели о рангах (с мая 1884 г.) кавалерийскому штаб-ротмистру или пехотному штабс-капитану (капитану в современной российской армии), хорунжий — подпоручику (лейтенанту), урядник соответствовал унтер-офицеру (сержанту в современной армии).

18

То есть масштаб карты равнялся 1:500 000, против общепринятого 1:200 000.