Город каменных демонов
Шрифт:
Шалаев вгляделся и, забыв про ноющий бок, ринулся к двери…
Наружу, в предутренний сырой и промозглый холод, он выскочил через какие-то полторы минуты, переполошив половину охраны и забыв даже накинуть что-нибудь поверх пижамы от Армани.
А еще, наверное, полчаса простоял он, потеряв дар речи, перед постаментом, на котором как ни в чем не бывало возвышался памятник все тому же Ильичу, с целыми руками и ногами, ничуть не пострадавший после вчерашнего варварского сноса, только почему-то повернутый лицом в противоположную сторону.
И рукой
— Это мэр! Его рук дело!..
Гавриил Игоревич бесновался уже второй час. Особенно истеричными его вопли стали, когда выяснилось, что среди прибывших с ним боевиков недосчитались двоих — Ганса и того, кто сидел за рулем «джипа», свернувшего памятник с постамента, а главное, самой машины.
— Слиняли сявки! К Мельнику переметнулись! В асфальт с… закатаю!
— Почему к Мельнику-то? — задал резонный вопрос Малюта, не видевший в отсутствии двух бойцов ничего особенно криминального, кроме элементарного нарушения дисциплины, пусть даже и злостного. — Он им что — медом намазанный? Может, пацаны просто по девкам рванули или за водкой… Сами ведь «сухой закон» ввели…
— А что ты их защищаешь? — сменил объект нападок Шалаев. — Выгораживаешь своих кадров, спецназовец?
— Да, я офицер спецназа и горжусь этим, — набычился начальник охраны. — Не в Москве вышаркивался, чай, — чего стыдиться?
— Бывший офицер, — вставил, елейно улыбаясь, Лодзнер. — Бывший. Поперли вас из спецназа, ваше благородие.
— А ты молчал бы, — медленно повернул в сторону шутника массивную, будто танковая башня, голову Малюта. — Крыса канцелярская!..
— Хватит! — стукнул кулаком по столу Холодный. — В самом деле, Гавриил Игоревич: почему к Мельнику?
— А потому что и тот Ильич, и этот! — фыркнул Малюта, отходя понемногу от обиды, но никто неуклюжей шутки не поддержал.
В дверь спальни ворвался было боец, но при виде совещающихся командиров отскочил назад и притворил за собой дверь.
— Чего тебе? — гаркнул Гаврюша, готовый сейчас размазать по стенке любого, неважно — свой это или чужой.
— Это… — просунул в дверь сконфуженную физиономию парень. — Джип нашли…
— Где?!!
Собственно говоря, джипом то, что нашли ребята Малюты в одной из близлежащих улочек, назвать было уже трудновато.
Действительно, редкий знаток смог бы теперь опознать некогда сверкающий красавец-автомобиль. Вернее, угадать в сплющенном в лепешку «сэндвиче» из металла, битого стекла, резины, пластмассы, кожаной обивки и прочего «ливера», которым зарубежные умельцы начиняют свои недешевые изделия. Причем эта «жестянка» производила впечатление отнюдь не вышедшей из-под пресса для металлолома, а скорее попавшей под копыта целого стада диких бизонов, мчавшегося куда-то по своим неотложным бизоньим делам.
— А Ганса с Хомяком там случайно нет? — поинтересовался Малюта, присев рядом с покойным «лендкрузером» на корточки и пытаясь заглянуть в окно, превратившееся в смотровую щель,
— Да вроде нет… — пожал плечами Шкуро, красующийся нашлепкой пластыря на щеке, словно фронтовик — нашивкой за ранение. — Если бы их там жулькнуло — кровищи было б море…
Но крови вокруг автомобиля, превратившегося в непригодный даже на переплавку лом, не наблюдалось. Разве что лужа бензина, перемешанного с маслом, антифризом и кислотой из аккумулятора, имела место.
— Точно! — хлопнул себя по лбу до сих пор молчавший юрист Масиян. — Вспомните, что за фабричка тут стоит под боком!
— А при чем фабрика-то? — оторвался Шалаев от созерцания павшего железного коня.
— Смотрите… — законник выхватил из кейса тонкую пачечку листов и прочел, водя по строчкам длинным узловатым пальцем: — «Основная продукция: культурно-художественные и религиозно-культовые изделия из металла и камня…»
— Ну и что это за культурно-художественные изделия? — не понял Гаврюша, морща веснушчатый лоб.
— Да памятники же!
— Точно!.. — просветлел лицом Холодный. — Того сломанного Ленина ночью потихоньку уволокли, а точно такого же со склада сюда приперли и поставили — пусть, мол, московские голову себе ломают! А джип, поди, кувалдами расчихвостили там же и сюда на буксире приволокли. Нате, мол, получите!
— Они что — войну мне объявили? — недоуменно протянул Шалаев и тут же заорал, наливаясь нездоровой краснотой, будто помидор; — Да я этого Мельника самого вместо памятника поставлю!.. — И тут же справился с собой: — Так. Этого нового картавого — на фиг, тем же способом, а мы — на завод…
Охраняющий проходную «Красного литейщика» вохровец преклонных лет даже не успел толком испугаться…
Посыпавшиеся горохом из внезапно появившихся перед кирпичным сарайчиком громоздких иномарок стриженые крепкие парни в кожанках отняли у старика его антикварный наган, несильно двинули в ухо и распахнули ворота, едва не сорвав их от усердия с петель. Блюститель порядка лишь бессильно проводил ошарашенным взглядом промчавшуюся на территорию охраняемого объекта кавалькаду, возглавляемую длинной белоснежной машиной невиданной марки. И только после этого сообразил схватиться за телефон, треснувший еще в эпоху «развитого социализма» и примерно тогда же обмотанный допотопной матерчатой изолентой… Завод встретил пришельцев тишиной и запустением.
Большинство цехов оказалось заперто на ржавые висячие замки, а там, где еще теплилась какая-то жизнедеятельность, рабочих, ползающих словно полусонные осенние мухи, можно было сосчитать по пальцам. В заводоуправлении, напротив, жизнь била ключом…
Наверняка подобного здесь не видели с весны 1945 года, когда озверевшие от упорного сопротивления в Восточной Пруссии бойцы победоносной Красной армии брали штурмом каждый дом, превращенный немцами в узел обороны. Ну, может быть, случалось еще что-то подобное в девяностых, в самый разгар всероссийских представлений «маски-шоу»…