Город, которого не было
Шрифт:
10
Прошумел и канул в прошлое последний экзамен. Получен аттестат зрелости и наступили последние каникулы...
Теперь можно было делать все или почти все, что вздумается. Можно вставать в девять, завтракать в десять, потом не спеша забредать к Пришельцу, Охотнику или Садовнику. В крайнем случае к Мастеру Золотые Руки, чтобы в очередной раз подивиться изобретательности, с которой он находил сотни новых, "непринципиальных" причин, из-за которых вечный двигатель временно не может быть построен.
А еще можно было ходить в кино хоть на все сеансы подряд. Или, взяв теткину хозяйскую сумку, отправиться в нагретый солнцем молодой соснячок за рекой и там,
Но еще лучше, набрав полный кулек яблок, с самого утра отправиться на пляж вместе с Феней Морганой. Уже в девять часов они приходили на место. В это раннее время людей на пляже почти не было, что немало удивляло Мальчика. Как здорово здесь именно в час, когда чуть греют косые лучи восходящего солнца, когда пляж непривычно пустынен и тих, когда прохладный еще песок дышит речной сыростью, а горьковатый запах вербы, не распаренной пылающим полудневным солнцем, легок и ароматен. Сквозь красноватую воду виден лимонный песок, и на быстро прогревающемся мелководье резвятся чуткие стайки сероватых, размером со спичку мальков. Порой крохотная волна, заискрившись, тихо и лениво скользит на берег и едва слышно всплескивает.
Феня легко бежит по влажной кромке берега, Мальчик- за ней. Он пытается попадать след в след, и ему приходится частить. След от босых девичьих ног маленький, аккуратный, и это несказанно волнует и радует Мальчика. Боже, как мимолетна эта невинная радость, и кто знает, почему именно это воспоминание не раз отзовется в далеком будущем, вызывая в душе Бывшего Мальчика ощущение счастья с примесью печали, горьковатой, как запах вербы в то далекое утро?
Близились вступительные экзамены, и все больше времени приходилось отдавать занятиям. Но и это не спасало от чувства, что растет и ширится всеобъемлющая скука. Дни становились настолько похожими друг на друга, что приходилось напрягать память, чтобы вспомнить, было то или иное событие вчера или позавчера. А может, и вовсе неделю назад? "Уехать! Уехать отсюда побыстрее! Что это за жизнь без особых примет"?!
– жаловался он Пришельцу.
Тот молчал. Знал: разубеждать не стоит, пройдет юношеский максимализм. Поймет: не от местечка удрать хотел - от себя. И на новом месте, и в большом городе окажется он под тем же колпаком собственного "я". Но ничего, большинство людей в конце концов сживаются сами с собой, даже начинают уважать и любить себя, не имея зачастую в этом соперников.
Однажды утром, когда Мальчику стало совсем уж невмоготу, он пошел к Пришельцу, чтобы в очередной раз выложить ему все, что накопилось на душе. Пришельца дома не оказалось; из дверной щели торчала ничего не говорящая записка: "Скоро буду". Мальчик вышел за калитку и не спеша побрел по пустынной улице.
Когда он проходил мимо двора Садовника, его окликнули. Он обернулся и увидел хозяина, семенящего к нему из глубины сада, буйно заросшего сорняками. Мальчик подошел к покосившемуся забору, покрытому веселой зеленью мха, положил на него руки. Ветхая доска оказалась неожиданно мягкой, и кусок ее остался в руке Мальчика.
– Здравствуй, Мальчик,- весело сказал Садовник и тыльной стороной кисти вытер пот на своем круглом добродушном лице.- Ты мне зачем забор ломаешь? Как дела?
Мальчик неопределенно пожал плечами и с хмурым видом спросил:
– Вы Пришельца не видели?
– А... Пришелец... Пошел во-он туда. В город, наверное. А куда точно не знаю. Поздоровался - и прошел мимо, ничего не сказал. Вот на яблочко, ешь. Самое лучшее.
Садовник протянул Мальчику ядовито-зеленое яблоко, сплошь покрытое черными пятнами порчи.
– Ешь,- забеспокоился он, видя, что Мальчик не торопится отведать фрукт.- Оно, правда, вкусное.
– Я знаю, спасибо.- Мальчик знал, что прямой отказ равносилен смертельному оскорблению.- Я попозже съем. До свидания.
Он зашагал в сторону города и, пройдя метров пять-десять, обернулся. Садовника уже не было видно, и Мальчик, нащупав в кармане успевшее нагреться яблоко, бросил его в густые заросли лопухов, крапивы и пахучей травы чернобыль, густо покрытые серым слоем придорожной пыли.
Пришелец неожиданно появился из-за поворота и с непривычной торопливостью направился к Мальчику.
– Ты слыхал,- сказал он, подойдя,- на нас анонимку написали!
И он заливисто засмеялся.
– Анонимка...- ошеломленно повторил Мальчик, не зная, что сказать еще.
– Что там написано?
– поинтересовался он, собравшись с мыслями, недоумевая, что же плохого можно сказать о кристальном Пришельце, о добряке Охотнике, о Фене, наконец?
Кто написал, он не спрашивал. Все в городе хорошо знали, что написанием анонимок давно и плодотворно занимается некий гражданин, прозванный Доброжелателем и работающий по совместительству агентом по страхованию.
11
Раньше, еще до того, как я узнал о Доброжелателе, все анонимщики казались мне похожими на тех отвратительных типов, которые появлялись в карикатурах журнала "Перец": худых, желчных, с длинным крючковатым носом и злобным взором блеклых глаз. Доброжелатель был вовсе не такой. Был он, в житейском понимании этого слова, солидный, а именно: имел склонность к полноте, на височках его пробивалась благородная седина, а выражение лица всегда было значительное. Доброжелатель не был многословен, да это было и не к чему. Собеседник, глядя на его возвышенное, озаренное кроткой мудростью лицо, ясно понимал, что знания Доброжелателя гораздо обширнее тех крох, которыми он по доброте своей с ним поделился.
Все это поначалу внушало к нему доверие, и все планы по страхованию он постоянно перевыполнял. Это обстоятельство решительнейшим образом опровергает устоявшееся мнение, что преуспевающий агент по страхованию должен быть разбитным, многословным малым.
Когда Доброжелатель стал увлекаться анонимным делом, эта его тайная страсть выплыла наружу, доверять ему перестали, но зато стали опасаться. И это помогало ему по-прежнему регулярно перевыполнять план.
Почему его позвали Доброжелателем? Потому что так он подписывал свои анонимки.
– Доброжелатель... Вон Доброжелатель пошел,- вполголоса говорил ему вслед народ.
Постепенно все привыкли к этой кличке и, забыв его настоящее имя, без опасения прямо в глаза называли его только так. Да и сам Доброжелатель за долгие годы упорной анонимной деятельности так свыкся с псевдонимом, что даже при получении зарплаты старательно расписывался в платежной ведомости: "Доброжелатель". И деньги ему давали.
Свои подметные письма Доброжелатель писал из принципиальных соображений. "Для того и щука, чтобы карась не дремал", "Волк - животное полезное, оно - санитар леса",- любил повторять он, считая себя в той же степени полезным для общества. Доброжелатель был убежден, что народ должен жить в страхе и строгости духовной, зная, что всевидящее око его может проникнуть не только в тайные деяния их, но и в помыслы. А потому пусть они все дрожат; совместное дрожание всех - путь к нравственному единению.