Город, которого нет
Шрифт:
– Так, это новые вводные, – как-то даже обрадованно произнес Карл Казимирович. – Разместите Фогеля поблизости к Лефортову, да попроще. Парня – в обычную школу. Пусть хлебнут нашего быта. А горничную да убиральщицу в коммуналку. Выполнять!
Родина кончается – жизнь только начинается.
Ежели от площади Разгуляй, (что названа по имени знаменитого кабака) пойти по Доброслободской улице, да повернуть в первый левый переулок, то аккурат и попадёшь в переулок Аптекарский. В самом его начале, в угловом доме – аптека. Ещё со времен императрицы Елизаветы
Барак был разделен на секции. Каждая секция состояла из трех жилых комнат и кухни с русской печкой. Кроме этой печки практически в каждой семье находились так называемые буржуйки, печки, которым в суровое время войн да революций цены не было. Только дровами обеспечивай и не забывай задвижку открывать. Это – чтобы не угореть. Вот в этот самый барак и прибыла семья Фогелей. В полной растерянности и смятении.
Сопровождающей, правда, всё время повторял слово «временно». «Временно, герр Фогель, вы только не волнуйтесь, временно».
Фогель и не волновался. Он улыбался. Ибо ему давно рассказывали, что барак был построен ещё в 1840-х годах его пра-пра…– доктором Фогелем для своих аптечных дел сотрудников.
Теперь же, учитывая московский жилищный кризис, был барак уплотнен дальше некуда. Верно, в нескольких комнатах остались ещё потомки сотрудников аптечных. Но в целом публика была разношерстная. Да и как иначе, в первые послереволюционные годы. Как говорится, каждой твари по паре. На мутной революционной волне какой только накипи не появилось. Но быть в растерянности в те послереволюционные времена было просто нельзя. Чуть не доглядел, враз что-нибудь отхрумкают. То есть, или отнимут, или украдут.
Семейство Фогелей споро носило свой скарб в выделенную секцию. Дед Эля произносил при этом – всё возвращается на круги своя. Что он имел в виду?
Веня строго следил за своими ящиками с инструментарием. Мама пыталась разобраться в печке и всё-таки зажгла керогаз немецкого производства. Для разогрева снеди. Ведь еврейские женщины, особенно жёны, носят в себе память тысячелетий. Куда бы не пришёл, прибежал или приехал, твой род, пока муж расседлывает верблюдов или иной транспорт, твоя, женщина, задача – разожги костер да приготовь. Не можешь приготовить – разогрей.
Всё это происходило и в бараке. Как потом узнали Фогели, барак в начале основания назывался или немецкий, или аптечный. Воистину – всё возвращается на круги своя.
А смешное началось сразу. Пока растаскивали вещи, во дворике перед бараком плотная такая женщина снимала белье с веревок. Впервые Веня увидел деревянная скрепки. Они, как патронные ленты, висели на шее тётеньки, которая белье снимала, да в таз его укладывала. Но и на работу Фогелей поглядывала. Нет, не злобно. Но и не доброжелательно. А так, пожалуй, с интересом. Да и как иначе. Ведь новые соседи. Да какие. Ибо уже молва разнесла: мол, из-за границы, из самой Германии приехал бывший хозяин аптек Моисей Фогель с семейством. Для излечения, говорят, главного у большевиков, не то Калинина, не то Ленина. Ох, тьфу ты, Господи прости. Ленин-то уже который год как помер. Может – оживлять (и все тихонько хихикали). Нет, господа, видно не очень лояльный был этот немецко-аптечный барак. К народной нашей власти.
Кстати, все Фогели практически год учили язык новой страны пребывания. Впрочем, ясно, иудеям не привыкать. Для этого был нанят российский эмигрант, штабс-капитан императорской армии Перфилов Юрий Абрамович. Кстати, из староверов. Учитывая, что до побега из Совдепии в эмиграцию, штабс-капитан прошел войну 1914–1917 годов, кормил вшей в окопах и приобретал жестокий ревматизм в белорусских болотах, его российский язык приобрёл фронтовые оттенки.
Поэтому он в первую очередь обучил «обслуживающий персонал» – Минну и Фиру. А с хозяйкой и Фогелем старался изъясняться на языке Лермонтова и Тургенева. Ох, не просто было Юрию Абрамовичу. Нет, не просто. Но за место он держался зубами, как и все эмигрантские россияне, вдруг в одночасье превратившиеся в ничто.
Нет, нет, господа, жить – надо. Короче, после разгрузки Минна, краснея, обратилась к хозяйке. Очень уж ей нужно было в туалет. Хозяйка, то есть мама Веньки, спросила об этом даму–соседку, которая уже бельё практически сняла, но уходить не торопилась. И разгружали немцы интересные вещи. В основном – непонятного назначения. Или даже может и очень понятного. Например – бутыли. Явно, для самогона. А змеевик даже не прячут. Ну и ну!
Короче, спросила хозяйка, где мол здесь нужник. И у кого ключик от индивидуального, только им, Фогелям, предписанного сортира. Соседка засмеялась, а затем твёрдо сказала:
– Туалет у нас за домом, но вы все туда не ходите, – и внимательно посмотрела на Минну. Минна – рдела. Она вообще краснела быстро и почти всем телом. То есть, лицо, шея, плечи, и что там ещё – начинали рдеть сразу ещё до того, как Минна об этом подумает. Минна была высокая, красивая девушка, блондинка конечно, немного за 30, сохранившая можно сказать, невинность. То есть, этого самого у неё ещё не происходило, отчего бедный организм Минны, да и она сама – страдали.
– Так, – продолжала соседка, – ежели по малому делу, то берите банку и потом ее у туалета выливайте. А уж по большому – это у нас все пользуются ведрами. А в туалет и близко не подходите. Мы уже года два туда просто зайтить не в состоянии. Может вам хозяин теперь дело это выправит.
И как в воду глядела соседка. Дела туалетные выправились вот каким образом. Фогель через два дня, взяв маленький баул, куда-то уехал на «эмке». Приезжал за ним вроде Паукер, начальник охраны САМОГО. Кому уж и что разъяснял Фогель, нам неизвестно, но через пять дней во дворик прибыли машины с пиломатериалами да военные строители. Они всё делали молча, быстро и правильно. К каждой секции барака была пристроена будка с унитазом и душем, проведён водопровод на кухню и сделана врезка в трубу очистных сооружений. Эх, обменивались мыслями жители бараков, нам бы таких немцев, да побольше. Вот бы зажили. А Минна краснела, да что делать-то? Фирка, нахалка, хохотала, Вениамин тоже стеснялся. Короче, стеснение – стеснением, а природа свое требовала. Вот и всё тут. Поэтому и банки, и ведра были использованы.
А военный подошёл к главному Фогелю, попросил его расписаться тут и тут. Сообщил, что газификация произойдет не ранее, чем через два года, хлопнул кёнигсбергского ликера «Красная язва» полстакана и был таков.
А годы неожиданно полетели быстро. И уже стало понятно, что барак – это не «временно» и нужно запасаться дровами для печки. Свечами и керосином для вечера. И терпением – на все времена года. Вениамин открывал новый мир. Да какой. Где все владеют всем. Поэтому почему-то и воруют по-чёрному. То есть – помногу.