Город Мечтающих Книг
Шрифт:
— В катакомбах можно добыть что угодно, нужно лишь знать как. Это вино из личных запасов Ронга-Конга Комы.
Я едва не поперхнулся.
— Того охотника за книгами? Ты знаешь, где его берлога?
— Разумеется, и время от времени навещаю эту дыру, чтобы перевернуть ее вверх дном. И украсть пару-тройку книг и бутылок. Погнуть железные стрелы, вылить питьевую воду и так далее. Это приводит его в бешенство.
— Почему ты оставляешь его в живых?
— Не знаю. Может, потому что Смайк требовал, чтобы я его убил. Я подумал, если Смайк так его боится, то он, возможно, еще пригодится
— Ронг-Конг Кома отрубил голову Канифолию Дождесвету.
Гомунколосс вскочил, и от этого резкого движения я сжался.
— Кома убил Дождесвета? — Его голос загремел в тронном зале так громко, что живые книги отпрянули и расползлись по углам.
— Нет. Он отрубил ему голову, когда Канифолий был уже мертв. Канифолий сам себя убил. Просто перестал дышать.
— Он такое сумел? — спросил, садясь снова, Гомунколосс.
— Да, это было самое поразительное, что я когда-либо видел.
Некоторое время Гомунколосс мрачно размышлял.
— Что случилось? Как Ронг-Конг Кома оказался в Кожаном гроте?
— Понятия не имею. Он напал на грот с отрядом других охотников. Часть книжнецов они перебили, остальных прогнали. Боюсь, Кожаный грот теперь в их власти.
— Это плохо, — забеспокоился Гомунколосс. — Кожаный грот был последним бастионом разума в катакомбах. Книжнецы отлично о нем заботились.
— Знаю. Ты же меня к ним привел. А почему собственно?
— Я давно уже за ними наблюдаю. Они единственный народ катакомб, который не наживается на книгах. Я думал, у них ты будешь в безопасности. Странно, что охотники сумели его найти. Но рано или поздно это было неизбежно.
— А как ты вообще про меня узнал? — поинтересовался я.
Гомунколосс рассмеялся.
— И ты еще спрашиваешь? С тех пор как тебя сюда затащили, ты ведешь себя как слон в посудной лавке. Я случайно оказался в верхних туннелях, когда ты угодил в топорную ловушку Гульденбарта и обрушил полэтажа лабиринта. Грохот, наверное, был слышен даже в Книгороде.
Я понурился.
— Потом ты провалился на свалку Книгорода и разбудил всех ее обитателей, включая исполинского червя. Я наблюдал за тобой с того момента, как ты выбрался со свалки. Когда тебя поймал сфинхххх, я думал, тут тебе и конец. Но тебя спас Хоггно.
— Сам бы ты этого не сделал?
— Скорее всего, нет. Тогда ты еще был не настолько интересен.
— А почему ты это сделал, когда Хоггно собирался меня убить?
— Я подслушал ваш разговор и внезапно решил, что в тебе, возможно, есть кое-что ценное.
— И что же?
— Это что? Допрос?
— Извини.
— Снова ты привлек мое внимание, когда я гулял в окрестностях Тенероха. Помнишь свой дикий крик на дороге ржавых гномов? Уж его-то точно слышали все в катакомбах. Тогда я понял, что ты снова попал в беду.
Мне было очень стыдно. Из его слов следовало, что с первой же минуты в подземельях я вел себя как распоследний идиот.
— Можно кое о чем тебя спросить?
Я кивнул.
— Что, собственно, привело тебя в Книгород?
Поискав по карманам рукопись, я положил ее на стол. Честно говоря, мне хотелось придержать ее до более подходящего момента.
— Вот что, — сказал я.
— Так я и думал, — пробормотал хозяин замка.
— Ты знал, что я ношу ее при себе.
— Я тебя обыскал. Пока ты спал, незадолго до того, как ты наткнулся на книжнецов.
— Да, помню. Ты мне снился.
— Не удивительно, — усмехнулся Гомунколосс. — Так близко я к тебе раньше еще не подходил. Уж, конечно, ты меня учуял.
— Это правда ты написал? — спросил я. — Тогда ты величайший писатель всех времен.
— Нет, — покачал головой хозяин замка. — Это написал тот, кем я был когда-то.
— Я ушел из Драконгора, чтобы найти того, кто умеет так писать.
— Прискорбно, друг мой, — сказал Гомунколосс. — Ты проделал такой длинный и опасный путь и в конце его узнал, что тот, кого ты ищешь, уже давно мертв.
С этими словами он поднялся и вышел из зала. Живые книги собрались у моих ног и выжидательно запищали. Со вздохом бросив им остатки корней из миски, я стал, смакуя, допивать драгоценное вино. Я упустил возможность рассказать Гомунколоссу о моем замечательном плане — просто не хватило духа.
Пьяная образина
На следующий день я проснулся в отчаянном похмелье. Неземная музыка, двигающиеся стены и мельтешащие повсюду живые книги понемногу начинали действовать мне на нервы. Я хотел лишь убраться из этого заколдованного замка, подальше от сумасшедшего фантома, который и рассудок-то скорее всего оставил в своей прошлой жизни. Но и я хорош, тоже, видимо, голову сдал в гардероб при входе в замок! Надо же, я ведь стал проникаться симпатией к чудовищу из бумаги, к кровожадному убийце, к треклятому призраку. Я даже начал привыкать к блуждающим стенам, рыдающим теням и живым книгам! Давно пора дать деру.
На сей раз я не стал бездумно бродить по залам, а целеустремленно принялся искать выход. Пытался запомнить характерные признаки помещений, число столов и стульев, размеры каминов, высоту дверей и лепнину на потолках. И потому целый день скитался без надежды на успех и под вечер, измученный, снова прибрел в тронный зал, где за ужином меня ждал Гомунколосс.
Помимо миски и кувшина, сегодня на столе лежали стопки книг, рядом стояла свеча, которая лучше обычного освещала бумажную маску. На сей раз никакого вина, ведь, как можно было судить по двум бутылкам у его ног, хозяин замка уже крепко выпил.
— Ты припозднился, — сказал он, едва ворочая языком. Он был пьян и в мрачном, вероятно, даже опасном настроении.
— Я кое-что искал.
— Знаю. Но не нашел. — Он нехорошо рассмеялся.
— Да уж, очень смешно, — откликнулся я и принялся есть надоевшие коренья подземного мира.
Потянулась долгая тишина, нарушаемая лишь возней и шелестом живых книг у наших ног. Прервал ее Гомунколосс, спросив:
— Ты веришь, что существует литература, которая вечна?
Тут раздумывать нечего.