Город мечты
Шрифт:
– Просто решил воспользоваться паузой и позвонить.
– Нашел время! – Дарья услышала голоса. – Ты что, не дома?
– Нет. Я в «Мистерии». Играю. Это помогает немного отвлечься.
– Думаю, будет лучше, если Ксения не узнает об этом.
– Она все еще сердится?
– Почти нет, но если узнает о твоих ночных похождениях, то разразится буря.
– Не узнает, если ты не расскажешь.
Они попрощались. Джим отыграл еще несколько композиций, вернулся домой. Казалось, что сил не хватит даже на то, чтобы раздеться, но… Джим замер, увидев, воткнутый в дверь ванной комнаты
Если бы не телефонный звонок, то Джим, возможно, мог простоять, глядя на эту руку, всю ночь.
– Алло? – спросил Джим, с трудом понимая, как добрался до телефона.
– Ты уже видел руку? – спросил Аслан Дадоев. – Ту, что в ванной. Это моя работа. Правда, красиво? – Джим отчетливо услышал смех. – Я отрезал ее у одной молодой девушки, и не беспокойся, она все еще жива… Наверное.
– Я не понимаю…
– Ты веришь в судьбу, Джим?
– Что?
– Я спрашиваю, ты веришь в судьбу?
– Нет.
– Я тоже не верю, поэтому называю сложившуюся ситуацию не провидением, а собачьим дерьмом. Но так уж вышло, что в это дерьмо мы с тобой наступили вместе.
– При чем здесь я?
– Мне нужно с тобой поговорить.
– И ради этого ты отрубил человеку руку?
– Ради этого я мог бы отрубить человеку голову.
– Что же такого важного ты хочешь мне сказать?
– Береги себя, Джим.
– И все?
– Береги себя.
Джим тупо уставился в пустоту, слушая телефонные гудки. Когда оцепенение прошло, он отыскал визитку Михаила Лобачевского и, несмотря на позднюю ночь, позвонил ему.
Ксения почувствовала острую боль внизу живота утром. Она все еще лежала в кровати, пытаясь представить, каким будет ее ребенок. Ее дочь. Валерия. Так хотел назвать ее Джим. Воспоминания о нем затмили свет, рожденный мыслями о ребенке. Подтянув к груди одеяло, Ксения попыталась сдержать слезы. Что случилось с ее возлюбленным? Почему самый дорогой и близкий человек стал вдруг так далек?
В этот самый момент боль и обожгла тело. Сначала это был лишь острый укол, затем невидимая игла начала настырно вгрызаться в плоть. Казалось, что она хочет проткнуть брюшную полость изнутри. Ксения испуганно схватилась за живот. Игл внутри тела стало больше. Боль выдавливала из глаз слезы, покрывала тело холодным потом.
Ксения попыталась подняться с кровати. Одна из рвущихся наружу игл проткнула тело, окрасив ладони в красный цвет.
– Боже мой! – Ксения с ужасом смотрела, как кровь, вытекая из нее, впитывается в белые простыни. – Дарья! – позвала она слабеющим голосом. – Доктор Силуянова…
Наночип либо вышел из строя, либо не фиксировал отклонений, отказываясь производить экстренный вызов. Оставалось спасать себя самостоятельно.
Ксения сползла с кровати. Еще несколько игл проткнули тело. Теплая кровь заструилась по ногам. Шатаясь, она вышла в коридор. Придерживая одной рукой большой живот, а другой опираясь о стену, чтобы не упасть, она шла в медицинский центр, оставляя за собой кровавый след.
– Главное – не потерять сознание, – говорила себе Ксения. – Главное – не потерять сознание.
Дарья связалась с Джимом лишь вечером. Он приехал сразу, так же как и Елизавета Викторовна Маслакова. Они стояли возле закрытых стеклянных дверей палаты, в которую Дарья определила Ксению.
– Теперь нам остается лишь молиться, – сказала Елизавета Викторовна слова, которых Джим ожидал от нее меньше всего.
Дарья. Эта неугомонная Дарья! Она сновала по предоставленной ей клинике, проводя всевозможные тесты и анализы. Никто давно не сомневался в ее профессионализме, но сейчас, похоже, она доказывала свою состоятельность не кому-то, а самой себе.
– Тебе нужно поспать, – сказал Джим, когда время перевалило за полночь.
Она молча посмотрела на него, о чем-то думая, затем, приняв решение, кивнула. Джим заглянул в ее кабинет через пару минут, намереваясь пожелать спокойной ночи, но Дарья уже спала. Он мог лишь взять ее на руки и отнести в прилегавшую к кабинету спальню – кровать лучше подходила для сна, чем рабочий стол. Сам Джим заснул возле палаты жены – на жестком стуле, то и дело сползая с него в полудреме, но настырно продолжая нести свою вахту.
Его разбудила утром Дарья.
– Тебе пора на работу, – сказала она, протягивая чашку кофе.
– Я не могу, – заупрямился Джим.
– Я уже вызвала такси.
– Дело не в этом. Я не могу оставить Ксению.
– Ты не врач, Джим.
– Я отец ее ребенка.
– Боюсь, это сейчас не имеет никакого значения.
Джим выпил кофе и поплелся на работу. После полудня сон сморил его прямо на рабочем месте, и Тимофей Александрович Макаров отправился на деловую встречу с партнерами по бизнесу один.
– Нужно было разбудить меня, – обиделся на него вечером Джим.
Он позвонил Дарье и поинтересовался, как Ксения. Эту ночь он снова провел на жестком стуле возле ее палаты. Сквозь стеклянные двери он мог видеть жену. Она лежала на спине. Трубки капельницы несли в ее кровь питательные вещества и препараты. Тихо шумела подключенная аппаратура, наблюдавшая за жизненными процессами матери и ребенка. Глаза Ксении были закрыты. Она спала. По крайней мере, Джим убедил себя именно в этом, потому что о коме не хотелось не то что говорить, но даже думать. Она спала, когда он уходил на работу, спала, когда возвращался, спала, когда спал он.
Иногда Джим встречался с Елизаветой Викторовной Маслаковой. Она молчала, и лишь изредка он слышал, как они о чем-то перешептываются с Силуяновой. Иногда приходил отец Ксении. Мечтатель. В нем чувств было больше, чем в матери.
– Мы не сможем избавиться от ребенка, – сказал он однажды Джиму, глядя на свою дочь.
– Что?
– Он убивает ее, Джим, а мы не можем ничего сделать, – голос Аркадия был спокоен.
– Вы говорите так, словно это ваш очередной проект.
– Ты ошибаешься.