Город мелодичных колокольчиков
Шрифт:
Муфти прищурился и вкрадчиво понизил голос:
— Пусть во славу аллаха вздымает меч на врагов султана славных султанов, но не опасно ли ставить Моурав-бека во главе янычар? Не опасно ли доверять ему души правоверных?
Потом муфти таинственно сообщил, что Саакадзе, посетив Фанар, более трех часов беседовал с патриархом и что именно после этой беседы Кирилл Лукарис устроил тайную встречу Моурав-бека с каймакам-пашой Режапом. Кто знает, о чем просил властный полководец Режап-пашу. Лучше не подвергать опасности отборные орты янычар, ярых защитников империи османов. И почему послы, о аллах,
Султан мысленно восторгался пятым троном шаха Аббаса.
Муфти умолк, спокойно перебирая четки.
Вдруг султан изогнул бровь, как саблю, и резко спросил: виделся ли Моурав-бек с послами московского царя?
Не подготовленный к такому вопросу, глава духовенства смутился и, во славу аллаха, ответил уклончиво:
— Трудно следить за тем, кто хочет что-либо скрыть.
Султан изогнул другую бровь, гнев заполыхал в его глазах:
— Видит главный пророк, о муфти, от тебя, как от всемогущего, — песчинка не скроется! Даже то, что еще только рождается в мыслях! Почему набрасываешь тень на преданного мне Непобедимого? Или его ненависть к шаху Аббасу не служит мне порукой?
— Будь мне, творец всего дышащего, свидетелем: нет во мне недоверия к великому полководцу. Но могут янычары перевернуть котлы… они не привыкли подчиняться гяурам. И Мухаммед требует закрывать двери доверия перед неправоверными. О султан славных султанов, разве что изменится, если впереди поедет один из везиров?
Мурад слушал муфти, а видел все тот же пятый трон шаха Аббаса. Ненависть подкрадывалась к его сердцу.
Благоуханный дым фимиама все больше окутывал «оду встреч». Муфти как бы продолжал плести шелковую паутину вокруг Моурави:
— О избранник аллаха всемогущего, всевидящего, подумай о Моурав-беке, который может принять за ложь истину и очутиться в безвыходном положении. — Заметив на лице султана печать неудовольствия, поспешно добавил: — Падишах вселенной, не подсказал ли тебе все унижающий и все возвышающий Мухаммед поставить верховного везира Хозрев-пашу, тень твоего имени, во главе орт похода? Мудрость советует не забывать, что Непобедимый хорошо знает тех, кто дал ему это высокое звание…
Ничуть не удивился Саакадзе, получив повеление султана явиться в Сераль. Почтительно стоя перед троном, он догадывался, о чем поведет разговор Мурад IV. Заметив на лице султана нечто похожее на смущение, Моурави решил приготовиться к самому худшему.
— Скажи, о Моурав-бек, какой совет дал тебе Кирилл Лукарис?
Ни одна жилка не дрогнула на лице Георгия Саакадзе:
— Патриарх благословил те орты, которые я поведу против кровожадного шаха Аббаса…
— Имеет ли силу благословение того, кто дважды был низвергнут с патриаршего престола?
— Мухаммед много страдал, потому и сильна вера в него. А низвергнут патриарх был по проискам де Сези за сочувствие борющимся против Габсбургов, замысливших покорить все царство и даже великую Турцию.
Султан с удовольствием слушал Георгия Саакадзе: «Не тайно шептался он с патриархом, если открыто говорит об этом. Аллах, аллах, сколько злобы внедрил
— Пусть будет мне свидетелем вселенная, Моурав-бек, ничто не изменит моего обещания. После победы над «львом Ирана» дам тебе янычар, дам пушки и мушкеты. И начальствовать над поставленными под твое знамя ортами будут, как ты пожелал, не паши и беки, а твои «барсы». Ты сам поведешь одолженное тебе турецкое войско в твое царство. Да будет над тобою молитва Айя Софии!
Кавказский хребет — естественный рубеж, к нему стремилась Турция, но султан об этом умолчал.
Саакадзе, став на одно колено, приложил руку к губам, лбу, сердцу и низко поклонился султану:
— Пусть меч мой выпадет из онемевшей десницы, если я не сдержу слово и не добуду тебе с помощью аллаха пятый трон шаха Аббаса. Все мои мысли, все желания у твоих золотых ног.
Грузия — магнит, притягивающий султанат. Но Георгий Саакадзе об этом умолчал.
— Видит аллах, я верю тебе. Но ты не со всеми вилайетами знаком. Птица не пролетит, караван не пройдет — пустынны дороги Анатолии. Тебе нужен спутник… Пусть янычары видят, что с ними знатный паша.
— О султан славных султанов, разве на мне не будет одеяние двухбунчужного паши? Или я плохо изучил нравы своевольных янычар? Или мною плохо усвоена благородная речь османов? И не я ли в долгие месяцы ожидания обдумывал план похода, учитывая положение земли и воды?
— Все это так… — Мурад готов был смутиться, но вспомнил, что он султан. — Вот… если бы ты принял ислам… Нет, нет, Моурав-бек, я не принуждаю тебя, не беру сына в залог или жену друга… Но… Диван и муфти выразили опасение — не выкажет ли тебе войско непослушание, раз ты христианин? А знаешь, как опасно для войны, если янычары перевернут котлы?
— Еще не создано такое войско, которое осмелилось бы не подчиниться моей воле на поле битвы… — и вдруг осекся, припомнив Базалетское озеро. — О «прибежище справедливости», кому повелишь ты пойти со мной?
— Видит полумесяц, по знатности он в первом созвездии и не омрачит твое путешествие. Я повелеваю мужу моей сестры, Хозрев-паше…
Слова стучали, как град о щит. Саакадзе их не слышал. Какой-то ледяной ветер пошевелил его волосы. В памяти всплыло, как шах Аббас тоже в последний час заявил, что возглавит персидское войско не он, Георгий Саакадзе, как было обещано, а Карчи-хан. Что-то похожее на ятаган, прикрепленный к древку копья, пронеслось перед затуманенными глазами Моурави: «Неужели конец?.. Тогда сына потерял… а теперь?..» Напряжением воли Саакадзе вернул себя к действительности: «Разве впереди не обещано мне возвращение в Картли?.. Надо верить, иначе… что иначе?!»
— «Средоточие вселенной», ты мудрый, подобно пророку, прозорливый, как всевышний, тебе открыто небом, что лучше для твоего блестящего солнца-царства! Я во всем буду покоряться Хозрев-паше.
— Нет! Нет, Моурав-бек! — испуг мелькнул в глазах султана. — Ни в чем! Сохрани аллах, ни в чем! Не должен его слушать! Он только для виду… для… успокоения османов. Пусть кичливо едет впереди, но мысленно разрешаю считать его тенью хвоста твоего коня… Знай, я повелеваю тебе выступить на поле битв двухбунчужным пашой.