Город мелодичных колокольчиков
Шрифт:
Развеселил старый кма «барсов», отвлек от грустных мыслей. Русудан улыбнулась, Хорешани, потеплевшими глазами смотря на острослова, хвалила Варама за умение укрощать хвостатого чубукчи, а Дареджан даже поцеловала его в голову.
— Любуйтесь, мои «барсы», — весело сказал Саакадзе. — Сам Шадиман сейчас в человеке из народа нуждается; а если народу волю дать, так еще много полезного сотворит наперекор князьям. Как наш Варам, умно преодолев все препятствия, послание мне доставил! Наверно, и слова князь ему доверил?
— Угадал, светлый Моурави! Только не стоит утруждать благородных господ. Об этом разговор вовремя пойдет.
Ночевать старика не пустили домой, второе послание еще не передал, и потом опасались, что мулла может задержать его как свидетеля. Послали слугу предупредить хозяина, чтобы корм коню сам подбавил. Варам ничего не опасался, он был счастлив. В Марабде похвастаться можно, какой почет оказал Моурави ловкому чапару князя Шадимана, пусть чубукчи неделю как в уксусе сваренный ходит.
Утром Дато отправился в дом муллы, возле мечети, а Гиви и Ростом притаились за стеной, условившись с Дато, что в случае опасности он крикнет совой.
Узнав, что мулле знаком персидский язык, Дато попросил «барсов» подслушать, как он станет выводить лазутчика на чистую воду.
Мулла одобрительно качнул четками и провел Дато в странную комнату, по всей видимости, предназначенную для особых целей. Узкие окна почти под самым потолком, низкая дверь и ниша за решеткой не внушали доверия. Дато даже проверил, не забыл ли он под куладжой спрятать тонкий ханжальчик. Но ковер над тахтой успокоил его, за ним, вероятно, находилась дверь. Мулла, удобно устроившись на табурете, прильнул к потайной щели и приготовился слушать.
Лазутчика втолкнули в западню, как уже мысленно Дато назвал эту комнату, и захлопнули дверь. Дато окинул незнакомца быстрым взглядом. Одежда на нем в клочьях, спина в кровоподтеках, но мутные глаза пышут волчьей злостью. Сочувственно вздохнув, Дато заговорил по-персидски:
— Слава аллаху, Исмаил, мы здесь одни и можем говорить свободно.
— Я не Исмаил! — вскрикнул по-персидски лазутчик, — и в первый раз тебя вижу! Я турок, я от Хозрев-паши!
— Это хорошо, продолжай упрямиться. Когда я отсюда выйду, скажу, что мой товарищ ошибся и ты даже по-персидски не понимаешь.
Лазутчик смутился и хотел что-то сказать, но Дато, зная, что мулла хоть и слышит, но не все видит, хладнокровно продолжал:
— Эреб-хан вслед за первым гонцом обещал прислать второго, Исмаила, чтобы ему доверить тайное послание, в нем весь план наступления анатолийского войска султана. — Дато вынул из-за пояса свернутый пергамент, многозначительно щелкнул по нему пальцем и положил обратно. — Но раз ты не Исмаил и вообще не перс, то и говорить не о чем. — Дато поднялся, как бы собираясь уходить. — Поклонись от «Дружины барсов» Хозрев-паше и, смотри, не смей рассказывать о нашем разговоре; убьем, да тебе все равно не поверят.
— Во имя пророка! — вскрикнул лазутчик, жадно поглядывая на пояс, в котором Дато спрятал послание. — Я Исмаил! Боялся сразу признаться, Эреб-хан строго предупредил: «Если поймают, клянись на коране, что ты турок, но действуешь в пользу великого шаха Аббаса, ставленника аллаха на земле, и аллах не зачтет тебе эту клятву».
— Но смотри, Исмаил, впредь не попадайся с моим посланием, поймают, непременно повесят. Но неужели Эреб-хан такой неосторожный, что тебя одного прислал?
— Нет, нас трое, для отвода глаз отдельно живем.
— Это умно. Значит, могу тебе или другому передать свиток?
— Мне одному, мне, ага! Я спрячу в рукав…
— Ты шутишь, Исмаил! — пожал плечами Дато. — Неужели надеешься, что тебя отсюда выпустят, не перетряхнув как следует? Скажем, через базарный час будешь на улице, через два базарных часа я, нарядившись турком, доставлю тебе послание туда, куда укажешь. Лишь поясни, как вызвать тебя? Ведь если опытный хан Эреб прислал тебя в Эрзурум, как обещал нам, то, наверно, и турецкое имя подсказал.
— Видит Хуссейн, я восхищаюсь тобою, ага! Ты все угадал!
— Это потому, что не раз обменивались гонцами. Я хорошо знаю веселого Эреб-хана, иначе усомнился бы: слишком ты опрометчив… Так где тебя искать?
— Ага, у хозяина караван-сарая, на площади… вызови Ахмеда.
— А если тебя не застану, могу другому отдать?
— Нет, нет, ага! Одному мне! Храбрый Эреб-хан обещал большую награду, если с… «барсами» встречусь…
— Тогда жди меня, еще о многом поговорим. — Дато постучал в стену. Молчание. Постучал сильнее. И мысленно похвалил муллу за понятливость. — Видишь, Исмаил, они и обо мне, псы шайтана, забыли. — Постучав еще раз, Дато подумал: «Неужели мулла и меня заподозрил и послал за пашою?.. Еще, ишаки, пытку применят». — Исмаил, дело оборачивается плохо, слуга, наверно, уснул, а нам надо спешить, ты сегодня же должен покинуть Эрзурум. Стань возле окна. Не беспокойся, я тотчас вернусь.
И, ловко вскочив на плечи застонавшего лазутчика, Дато ударом кулака распахнул окно и выпрыгнул в сад.
Часто оглядываясь, он крадучись пошел вдоль стены и дважды прокричал совой. Значит, «барсы», выждав немного, постучат в калитку. Дато не ошибся, мулла не только все подслушал, но и увидел свиток. И стоило «барсу» подойти к двери, как он приказал одному слуге накинуть на крюк запасной засов, а второго погнал и паше, начальнику Эрзурумского вилайета.
Появился Дато перед изумленным муллою совсем внезапно, когда тот торопливо передавал паше подслушанный разговор.
— Селям алейкюм, паша! — невинно начал Дато. — Видишь, на что идут персы, не знающие в битвах ни совести, ни чести.
Паша тупо уставился на пояс Дато, оттуда высовывался кусочек пергамента:
— Be алейкюм селям! Многочтимый, ты… ты давно знаешь этого Исмаила?
— Достойный уважения паша, не только я, — Дато рассмеялся, — но и аллах его не знает, ибо имя Исмаил я сам ему дал, чтобы лучше уличить.
— Эйваллах! Удостой ответом, а послание кому?
— Разве тебе благочестивый мулла не говорил? К Эреб-хану, любимцу шаха Аббаса.