Город Палачей
Шрифт:
Она и впрямь была красива, а глаза ее - и того пуще. Из ушей у нее текла кровь, и отвечать на какие бы то ни было вопросы она была просто не в состоянии. Великий Бох велел посадить ее в железную клетку и запереть в Западном бастионе.
– Какой же флаг мы теперь вывесим над башней?
– спросила Каролина.
– Белый, - сказал Великий Бох.
– Ибо мы не хотим никакой войны, а хотим новой жизни, жизни и только жизни. Мы как бы заранее сдаемся, а на самом деле мы просто наперед отказываемся от участия в каких бы то ни было схватках.
Покачав головой, Каролина распорядилась повесить над Городом Палачей белоснежный флаг.
Той же ночью она стала женщиной Великого Боха, его первой помощницей и распорядительницей.
Когда Золотая Вдова пришла в себя, ее осмотрел врач, выяснивший, что ради красоты эта женщина пожертвовала природными зубами, вставив жемчужные протезы, которые извлекались изо рта при помощи нехитрых приспособлений. Жемчуг Великий Бох отослал Каролине, которая велела изготовить бусы и украсила ими свою красивую шею. А Золотой Вдове Великий Бох назначил скромное питание, которое, как он уточнил, может быть дополнено известным ей способом.
– Так мне с утра до вечера придется не вставать с колен, - возмутилась красавица.
– Зато и мужчины тебя не тронут, - возразил Бох.
– Я прикажу им хорошенько мыться, прежде чем кормить тебя.
И мужчины потянулись к Золотой Вдове, которая, стоя на коленях, изо дня в день только полнела от избытка белковой пищи. Мужчинам же нравилась вместительность ее рта и беззубость.
Самую большую опасность для нее представляли огромные крысы, шнырявшие по бастиону, пробиравшиеся в клетку и норовившие отгрызть что-нибудь у пленницы. От этой напасти Вдова быстро нашла защиту. Отловив двух крыс помоложе, она выдрессировала их и вскоре могла спать спокойно под охраной двух серых стражниц, одна из которых по ночам устраивалась в парадном входе, а другая стерегла задний двор.
Великий Бох и слышать ничего не хотел о казни Золотой Вдовы, невероятно растолстевшей и издали похожей на красавицу-свинью. Его поддерживали и мужчины. Каролина Эркель не стала перечить Боху, но однажды ночью кто-то при помощи детской дудочки выманил обеих сторожиц из вдовьих телес, и туда ринулись изголодавшиеся огромные крысы, которых Каролина несколько недель держала впроголодь, лишь изредка подкармливая то лапкой кролика, то собачьим хвостом. К утру от Золотой Вдовы остались серьги с лиловыми бриллиантами, горстка серебряных перстней да два глаза дивной красоты, которые, как вдруг выяснилось, были изготовлены лучшими ювелирами Берлина и Пекина.
Узнав об этом, Великий Бох только покачал головой.
– Ты осуждаешь меня?
– спросила Каролина.
– Нет. Что случилось, то случилось.
– Ты меня любишь?
Великий Бох внимательно посмотрел на Каролину.
– Хорошо, я сделаю тебе ребенка, - сказал он.
– Я про любовь... Впрочем, извини.
– Но если ты забеременеешь и родишь ребенка, он будет пять тысяч сорок первым, - напомнил Великий Бох.
– Ты же понимаешь, что эта арифметика - мир превыше всякого ума.
Она всюду успевала, все видела и никогда не сбивалась со счета. Едва оправившись от родов, она облачилась в рабочий комбинезон и отправилась на строительство. Взгляд ее привлек чернокудрый юноша дивного сложения, который шатался от усталости, бросая лопатой жидкий цемент в яму.
– Ты заслужил небольшую премию и сутки отдыха, - сказала Каролина, вынимая из кармана специальный блокнот.
– Имя?
– Антон, - прохрипел юноша, восторженно глядя на красавицу Каролину. Вообще-то родители назвали меня Антиноем.
– Он смутился.
– Но с таким именем разве можно жить?
– Нельзя, - согласилась Каролина.
– Вот тебе пропуск. У нее ты можешь хорошенько вымыться, поесть и выспаться, Антиной.
– Она вдруг улыбнулась. И ты не боишься меня?
Всем было известно, что Боховы псы за версту учуивали мужчину, который осмеливался влюбиться в Каролину, и загрызали того насмерть. Одного такого несчастного не спасла даже свинцовая шапка, которая, как он надеялся, защитит его мысли от собачьих взглядов.
Каролина напомнила об этом Антону-Антиною.
– Головой только дураки любят, - сказал он.
– А сердцем - безумцы.
– Чем же любят, по-твоему?
– насторожилась Каролина.
– Ничем, - беззаботно ответил юноша.
– Просто любят - и все. Как апостолы Христа.
– Все они, кроме Иуды, были педерастами.
Той же ночью он покончил с собой выстрелом из револьвера в висок после сна в постели одной из африканок. Его тело выдали родителям, которые установили над его могилой скульптуру голубовато-черного мрамора.
Африканку, ссудившую юношу оружием, выпороли крапивой на бильярдном столе, и она орала от боли, переживая оргазм за оргазмом.
В 1953 году, отдав дочь Лавинию на воспитание Милли Левандровской, Каролина Эркель отправила курьером письмо в Кремль, а когда за Великим Бохом и другими врагами народа прилетел цельнометаллический тюремный цеппелин, она выбросилась из своего окна с петлей на шее.
В соответствии с завещанием ее кремировали. Но тело ее, к изумлению Меконга, не превращалось в прах. Целый месяц не гас огонь в кремационной печи, а Каролина не сгорала. И тогда Меконг погасил крематорий, дал машине остыть, после чего извлек из печи прекрасное нагое тело нежнейшего фарфора. Он разбирался в своем деле, этот китаец, и понял, что столкнулся с чудом. Это была не пустотелая фарфоровая фигура, а тяжелая цельная статуя. Сообразив, что с нею сделают враги Великого Боха, Меконг спрятал фарфоровую Каролину в ящик с опилками, где она и пролежала несколько лет. И лишь после того как страсти улеглись и многое забылось, он открыл тайну Лавинии. Статую установили на кладбище - и так уж получилось, что Каролина оказалась лицом к лицу с голубовато-черным Антиноем. По ночам, как уверял Четверяго, в ее теле, слева, тлело что-то алое, будто внутри кто-то зажигал свечку. Но Меконгу-то было известно, что это невозможно.
С высоты надгробия фарфоровая Каролина с голубыми глазами за эти годы хорошо изучила вифлеемское кладбище. Она видела, как заживо похоронил себя Великий Бох - в простой могиле, без всех этих штучек, которые вошли было в моду в конце девятнадцатого века. Страшась погребения заживо, начитавшиеся Эдгара По, Гоголя, Диккенса и Коллинза люди пользовались изобретением некоего жителя Гамбурга Боссельмана, который в 1880 году придумал для предупреждения таких случаев (а было их в жизни немало) специальную трубу, которая соединяла внутренности гроба с атмосферой. И если лжепокойник вдруг оживал, он мог воспользоваться рычагом, который приводил в движение колокол, созывавший живых на кладбище для спасения мнимоумершего. С 1887 года стали употреблять изобретение немца Карла Редля: к рукам и к области сердца присоединялись электрические контакты, которые при малейшем движении мнимоумершего включали звонок и вентилятор, нагнетавший в гроб воздух. Впрочем, устройство сработало лишь однажды, когда в гроб забралась мышь, замкнувшая контакты и сгоревшая на полусгнившем сердце.