Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

Аредова Дарья Владимировна

— И есть.

— Понимаю. – Я вздохнула. – Пойдемте?

И мы пошли наверх. Домой... Кажется, Город успел стать для меня родным – вместе с Дэннером. Странно?..

Наверное...

Дэннер

Вернулись мы уже под утро. Ох, дорогие товарищи!.. Я никогда и не подозревал, что воздух может быть столь прекрасен. Мы все дышали и дышали – просто стоя на выходе из коллектора, полной грудью, жадно, взахлеб, пока голова не закружилась. Тут я свалился на траву, глядя в серое небо над городом сквозь черное резкое кружево ветвей, лежал вот так на траве, словно ребенок, и все никак не мог наглядеться. Красотища-а... чудо... волшебство! Самый обычный воздух и самое обычное

небо. Нэйси и Лесли, наверное, сейчас носились бы и смеялись – если бы так не устали. С полчаса прошло, не меньше, пока мы так радовались жизни. Казалось, будто мы умерли и вот теперь снова вернулись в мир живых людей, снова способны дышать, мыслить и чувствовать – не было больше душной холодной тьмы подземелья, не было тяжести густого стоячего воздуха, будто продиравшегося в легкие с боем сквозь плотную мокрую ткань. Это подумать только – вокруг все видно без света фонаря. Нет, вы не поняли – все видно. То есть, не маленький кусочек стены или потолка – а совсем все.

Ох, ну что за глупость! Маленькие дети, честное слово. Это сейчас мне так кажется. А тогда нам всем казалось, будто мы попали в волшебную сказку. Воздух, свет и свободное пространство. Я и не подумал бы что человек может настолько отвыкнуть от привычной ему обстановки за каких-то три дня.

Первым делом пришлось завернуть с отчетом к Кондору, которого на месте не оказалось. Тогда мы отправились по домам.

...Совместными усилиями, активно помогая друг дружке, мы с Ласточкой ухитрились помыться, перевязать раны и привести себя в порядок. Казалось, на большее сил уже не достанет – но тут или открылось пресловутое второе дыхание, или стадия переутомления достигла того предела, когда человек это самое переутомление перестает замечать, или свежий воздух нас оживил. В общем, спать нам резко расхотелось. И тогда я устроил Аретейни на кровати, завернув в одеяло, и хотел, было, отправиться на кухню за алкоголем, но зачем-то задержался у комода. Комод как комод, казенный. А у меня было такое чувство, будто я встретил старого друга. Ласточка завозилась, устраиваясь поудобнее.

— Ну? – с улыбкой обернулся я. – Где обещанный чай?

— В шкафу, вестимо, – не осталась в долгу Ласточка. Я вдруг рассмеялся неизвестно, чему – должно быть, сказалось нервное напряжение. Она вначале изумленно на меня уставилась, затем – рассмеялась следом. Смеялись мы так минут пять без передышки, даже слезы на глазах выступили. Я смахнул их рукавом и обнаружил, что все наши приключения под землей как-то поблекли, отдалились. Будто дочитал до конца страшную и неприятную книгу и теперь возвращаешься в реальный мир. И даже не верилось, что все это происходило на самом деле.

Я все-таки притащил бутылку виски и устроился возле Ласточки.

— Вот тебе вместо чая. За победу!

Она счастливо улыбнулась.

— За победу, Дэннер. Как ты думаешь, наши уже вернулись?

Я протянул ей тарелку с остатками бутербродов.

— Еще бы. Тварей-то не видать. Всех, наверное, перебили.

О погибших вспоминать не хотелось. Тем не менее, следующий тост был посвящен Ласточкой именно им.

И тогда мне казалось, что ничего плохого уже больше быть не может. Есть день, есть вино и самое главное – ее сияющие глаза.

Жить надо все-таки сегодняшним днем. И немного завтрашним. А то жить не захочется вообще.

Мы так и уснули в обнимку, не думая больше ни о чем и просто радуясь тому, что мы дома и все еще живы.

Рассвета из-за закрытых ставен я не видал – но проснулся стандартно в шесть. Вначале долго не мог понять, где я, собственно, нахожусь и что я тут делаю (тот факт, что я, в общем-то, сплю, в расчет не принимается). Сознание возвращалось медленно, и его по всем фронтам теснила боль, решившая, видимо, навалиться с полной силой в спокойной обстановке, что и неудивительно.

Ч-черт... вставать теперь придется с боем. Грело только одно обстоятельство –

еще до того, как проснуться окончательно, я уже чувствовал Ласточкину теплую, родную энергию. Она спала, свернувшись калачиком, и тихонько трогательно посапывала. Я не удержался и обнял ее покрепче – но она даже не проснулась. Только заворочалась, пробурчала что-то нечленораздельное и засопела вдвое громче. Бедняжка, тяжело ей пришлось. Ну, ничего, зато теперь она в безопасности.

— Дэннер, не уходи... – глухо донеслось из подушки. Я встрепенулся и приподнялся.

— Что?

— Я ей сказала, чтобы на подоконник поставила, – чуть внятнее втолковала Аретейни. Я едва не рассмеялся в голос. Интересно, что же ей снится?..

А знаете, что? Она здесь, рядом со мной, и сжимает во сне мои пальцы. Вы будете смеяться, но мне впервые по-настоящему захотелось жить. Чтобы быть с ней. Просто быть с ней – мне даже этого будет достаточно для счастья. Чтобы видеть ее каждый день, слышать ее голос, защищать. От чего?.. Ну... от тварей, например. И чтобы она улыбалась почаще. И оставалась со мной.

Всегда...

Кондор.

— Опять ты, – обреченно констатировал я, снимая пистолет с предохранителя. Хватит. Она просила не во сне. А в обращении, интересно, считается?..

Лисица вздохнула, осторожно потянулась, жалобно скрипнула – раны еще болели. Наморщила нос и чихнула, отряхнулась, разбрызгивая дождевую воду, прилегла, положив голову на передние лапы и протянув вдоль бока длинный пушистый хвост. В лисьем обличье ее не трудно было узнать – манеры остались прежние.

А я все еще медлил. Отогнал желание присесть и погладить лисицу меж рыжих ушей. От нее пахло дождем и мокрой шерстью.

Тут вдруг она поднялась, и пригнула голову. Шерсть на холке вздыбилась, хвост хлестнул по полу. Лисица негромко, но угрожающе зарычала, показывая белые клыки и отступая назад.

Я тоже отступил. Ставни громко хлопнули – как только стекло не разлетелось – и в проеме окна появился огромный черно-серый волк. Он грациозно перемахнул подоконник, принеся с собой острый звериный запах. Я вскинул пистолет, но волк сразу кинулся на меня, так что выстрелить я успел, но пуля улетела в пол. Зубы щелкнули в непосредственной близости от моего горла. И вдруг на волка кинулась лисица, издав какой-то воинственный крик, напоминающий одновременно и человеческий боевой клич и лисье тявканье. Волк рыкнул и развернулся, временно оставив меня в покое. Видимо, нужна ему была, все-таки, Эндра. Он откинул ее ударом лапы, и она отлетела, оставив на его шкуре кровавые полосы царапин.

Лисица ударилась спиной и стену, взвизгнула, но тут же снова вскочила. Правда, ее шатало. Волк прыгнул к ней и зарычал. Я вскинул пистолет и выстрелил, но помешала лисица, которая снова кинулась не ко времени. Вот, неугомонная. На какие-то несколько секунд обе твари – волк и лиса – сплелись в клубок, так что я не мог прицелиться, не рискуя пристрелить Эндру. Тяжелым ударом лапы волк прочертил воздух. Этот удар должен был бы перебить лисице хребет, если бы она не отскочила. Но она, к счастью, успела – и тут же обессилено припала на лапы. Волк на какое-то мгновение замер над ней. Мне этого хватило, чтобы вскинуть пистолет вторично и выстрелить. Серебряная пуля прошила воздух. Волк оттолкнулся от пола и прыгнул, подминая меня под себя. Теперь уже мы катались по полу, ни как зверь и человек, а как два зверя. Он опустил тяжелую лапу мне на плечо, не давая поднять оружие – сразу видно, этот не то, что Эндра, осознает себя полностью. Прекрасно знает, что выстрели я в него, тем более, в упор, серебром – и для него все будет кончено. Если рыжая девка все еще хоть немного, но осознавала себя человеком, то этот волк – стопроцентная тварь. Глаза у него тоже были человеческие, только злые, хищно прищуренные. Мелькнула мысль, что, возможно, я его знал когда-то – еще в человеческом обличье. Только мы друг друга уже не сможем вспомнить...