Город призраков
Шрифт:
Хотя прошло уже несколько дней со дня бегства от Жориковой лежки, у Васька до сих стоял в ушах омерзительный хруст — словно рвут на части грубую мешковину, который он услышал, выбегая наружу, во тьму.
Василий тихонько завыл, раскачиваясь на берегу. Тень его, удлиненная и исковерканная, качалась рядом. Солнце клонилось к закату. С того места, где сидел Васек, можно было рассмотреть, как целеустремленно снуют головастики у самой кромки берега. Сидящий чуть было не позавидовал маленьким безмозглым существам с их простой и идущей как по рельсам жизнью. Впрочем, он и сам последние семь лет прожил, как головастик. После того как в начале девяностых его обставили с квартирой (как — он не помнил, был в дымину пьян и подписывал все бумаги, что ему совали под нос). Помнится — он еще пару
Там жили другие люди. И возможно — счастливо.
Эти два сияющих желтоватым мягким светом проема были для Васька чем-то вроде Вечного огня — огненные символы его неудавшейся жизни. Глядя на них, Василий Мельников иногда раздумывал, а как бы было, если бы судьба обошлась с ним иначе? Если бы в далекие перестроечные годы не пристрастился он к пагубному зеленому змию?
Ваську было за сорок, он не был женат, у него не было детей. По большому счету он был никому не нужен.
В конце концов, он перестал приходить к дому. И уже годы спустя, проходя мимо, опустившийся бомж Васек даже не бросал на здание ни единого взгляда. Прошлое окончательно умерло, похороненное под долгими месяцами дикой, волчьей жизни.
Тут Васек перестал качаться и замер, вперив стеклянный взгляд в неостановимо бегущую воду. Потом глаза его приобрели некоторую разумность, рот искривился в усмешке, и Васек тоненько захихикал, роняя слюни на влажную землю. На старости лет, под конец своей несложившейся жизни, Василий стал кому-то нужен. Нужен настолько, что оторваться от него Ваську уже не суждено.
— Витек... — проговорил Мельников почти с теплотой. Его время истекало, и он это чувствовал, и скоро должен был начаться очередной акт эпической, апокалиптичной погони.
И он не заставил себя ждать.
На все том же философском факультете, куда собирался в самом начале не сложившейся жизни семнадцатилетний Вася Мельников, он наверняка бы прочел изречение одного древнекитайского мыслителя и воина, звучавшее примерно так: «Сядь на берегу реки, и рано или поздно ты увидишь проплывающий мимо труп твоего врага». По иронии судьбы, беглецу предстояло испытать подобный способ на своей шкуре.
Когда солнце опустилось к горизонту на расстояние двух своих дисков, со стороны запада показался Витек. Он неторопливо плыл по реке ногами вперед, и грязная водица обтекала голые и бледные, как у утопленника, пальцы его босых ног. На лице у него застыла все та же закостенелая улыбка, и речная влага беспрепятственно заливалась к нему в рот, полоскалась там, оставляла между зубами клочки тины. Глаза смотрели в небо, а небо отражалось в зеркальных глазницах. Витька мягко покачивало, руки его были безмятежно сложены на животе, и он не совершал ни единого движения, однако плыл почему-то как раз по направлению к левому берегу. Одежда, ранее всегда грязная, сейчас была относительно чиста, прополощенная в речной воде, то же самое относилось и к белым расслабленным пальцам, с длинными, отросшими за это время ногтями (Васек помнил, что ногти у Витька, еще живого Витька, всегда были грязны и обломаны под корень). Преследователь, враг, выглядел неживым, но Васек прекрасно знал, что это не так.
Когда Витьку до берега оставалось метра три, Василий нехотя поднялся. Подышал, насыщая легкие кислородом. Взглянул в серебристые глаза своего бывшего напарника. На душе была тоска, тина и гнилая речная вода. Витек, улыбаясь, достиг мелководья и стал подниматься и протягивать вперед скрюченные руки.
— Ненавижу! — прошептал Василий, стоя на месте. — Ненавижу тебя, Витек. Ненавижу, предатель!
После этого он все-таки повернулся и побежал. На бегу Васек хихикал, размахивал руками и бормотал что-то себе под нос. Он очень устал. Сам того не сознавая, он уже приблизился к той черте, когда загнанная до полной потери сил дичь оборачивается и в последней самоубийственной атаке бросается на преследователя.
Лишенный воды город замер в вечерней тьме. На улицах его не наблюдалось никаких шевелений, и лишь в точках, где работали водоколонки, все еще копошились сильно укоротившиеся очереди. Воду отключали не впервые, но впервые на такой долгий срок, и жители Верхнего города, возвращаясь вдоль Мелочевки с полными ведрами прозрачной воды, злобно ворчали на своих земляков, удобно устроившихся в Нижнем, где вода есть (совсем забыв при этом, как гордились они переездом в новые светлые квартиры из нижнегородских трущоб).
Правды не знал пока никто. А заключалась она в том, что и в отделенном Мелочевкой Нижнем городе воды тоже не было. Но там это переносилось куда легче, колонок было больше, а проржавевшие коммуникации все время лопались, поэтому местное население приучилось обходиться без воды из-под крана.
Проснувшийся хмурым утром постоянный посетитель бара «Кастанеда» по фамилии Хромов испытывал тяжелейшие последствия вчерашней наркотической гулянки. На четырех конечностях дополз он до кухни и там жадно припал к раковине, одновременно вертя оба крана. Ничего не добившись, Хромов взвыл от тоски и вцепился зубами в холодный металл смесителя, окорябав себе губы. Но тут ему в голову пришла гениальная мысль, и он проковылял на улицу (благо квартира была на первом этаже), где и припал к первой попавшейся лужице.
В нижнегородском баре «Вишневый садик» посетителям подали грязную посуду с липкими жирными следами чьих-то пальцев. Отдуваться за это пришлось бармену, который через двадцать минут после инцидента уже валялся под стойкой в бесчувственном состоянии, а кружки горой битого стекла громоздились вокруг.
Тяжелее всего в этой обезвоженности пришлось врачам Центральной городской больницы. Пациенты все поступали и поступали, а использующейся для многочисленных нужд воды больше не было. Персоналу приходилось бегать на колонки, где их встречали куда более дружелюбно, нежели пожарников, и заполнять тяжеленную тару. А потом бежать обратно в больницу. Из-за этого многие молодые врачи так уматывались, что ночевать оставались прямо в больнице. Со стерилизацией худо-бедно разобрались, принесенную воду кипятили, в ней же обрабатывали инструменты, а вот с влажной уборкой пришлось повременить и оставить больничные коридоры потихоньку зарастать пылью. Отдельные героические усилия по уборке помещений со строжайшей экономией воды ничего не дали, да к тому же у уборщиц все время вспыхивали ссоры с врачами, которым воды тоже катастрофически не хватало.
В последние дни в городе дико возрос интерес покупателей к различным видам газировок, наших и не наших, чем хитрые продавцы и пользовались, бессовестно задирая на них цены. И все равно, очереди в киоски могли поспорить по размерам разве что с очередями на водоколонки. Отдельные состоятельные горожане полностью переходили на минералку, предпочитая даже мыть в ней руки.
Особенно повезло Каменеву В.С., исполнительному директору местной фирмы, занимающейся поставками этой воды в город. Реквизировав два десятка упаковок с прозрачной пузырящейся жидкостью, он вылил половину из них в ванну и, млея от удовольствия, забрался в нее, впервые за последние три дня нормально вымывшись.
Счастье было недолгим — от сидения в холодной воде Каменев заработал простуду, которая спустя несколько дней перешла в двухстороннее воспаление легких, так что несчастный купальщик очень скоро оказался в той же немытой городской больнице.
И лишь у ларьков, торгующим спиртным, ничего не изменилось, и все те же помятые личности с философским спокойствием скупали заветные пузыри, утоляя свою вселенскую утреннюю жажду. И они были единственными, кто потери воды почти не заметил.
В конце концов, часть жильцов не выдержала и направилась по своим ЖЭКам с категорическим требованием вернуть воду. Оттуда были высланы сантехники, задачей которых была проверка коммуникаций у дома. Три часа спустя эти ходоки вернулись с донесением, что никаких неполадок нет. Все еще осажденные издерганными горожанами районные власти послали телефонный запрос на четыре городские насосные станции, располагающиеся парами по обе стороны Мелочевки.