Город счастливого меня
Шрифт:
Глава четвёртая
Под внешним добродушием Давида скрывались железная воля и самодурные наклонности. О первом Илья узнал ещё в Астрахани, а со вторым столкнулся здесь, в Петербурге, когда ему приходилось подчиняться ему не только на сцене, но ещё и терпеть невыносимые привычки Давида в общей квартире. В душе, как снежный ком, росло желание не выполнять его указания в музыке и сделать что-нибудь нарочно. Лёжа на раскладушке, он вынашивал план мести. Месть должна не испортить их выступление, а показать Давиду, что он не самый умный.
Всю группу, и даже ударника, раздражало
– Никакого пения, – категорично вдруг заявил он, когда прослушал, как Илья искусно копирует голос Армстронга, – просто сыграй и всё.
Сжав зубы, Илья опустил глаза и кивнул, но на конкурсе решил сделать по-своему и спеть. Нужно было только позаботиться, чтобы рядом с роялем оказался микрофон. Но это можно будет устроить…
На конкурсе они выступали пятыми. Одетые в чёрные костюмы с белоснежными бабочками на таких же рубашках, они все выглядели эффектно, кроме Лёши. Тот из-за своей худощавости всё равно походил на студента. Зато Давид своим недовольным лицом, вероятно, изображал из себя Бенни Гудмана, с его непомерной важностью и пакостным характером, о котором в мире джаза ходили легенды.
Они слушали конкурсантов, и иногда Илье казалось, что лучше сыграть нельзя. Публика понимала толк в музыке и после страстных, эмоционально захватывающих соло, хлопала и свистела от восторга. От волнения пробирала дрожь, но Илья надеялся, что на выступлении он сможет её победить, тем более что ему предстояло осуществить свой тайный план…
Заглянув в перерыв в концертный зал, как раз после четвёртой группы, Илья с радостью обнаружил за кулисами, рядом с роялем, запасной микрофон. Чуть спрятав его за инструментом, чтобы не насторожить Давида, Илья вышел в коридор. Там его ждал сюрприз. Рядом с Лёшкой стояла почти вся компания, с которой Илья познакомился в ресторане. Лариса приветственно помахала программкой, а Дима и Сергей, уже как старые знакомые, крепко пожали руки и пожелали удачи. Илья благодарно кивал и всё думал, придёт ли Кристина? Не спрашивать же у Лёши… Кристина пришла. Илья даже не представлял, что можно так стильно выглядеть в джинсах и свитере-тельняшке, который, казалось, был ей большеват и всё время сползал с одного плеча… От волнения то ли из-за предстоящего выступления, то ли от вида девушки, у Ильи пересохло в горле.
– Мы будем вам громко хлопать, чтобы все поняли, кто самая лучшая группа, – проговорила она, глядя на Алексея, но Илье показалось, что это было сказано для него.
– Кстати, Илья, – вдруг с деловым видом подошёл Дима, – мой знакомый официант из того самого ресторана, где мы в прошлый раз сидели, помнишь?.. спрашивал про тебя. Говорит, что их джазовый дуэт увольняется, и им нужен хотя бы пианист. Пойдёшь играть в ресторан?
От изумления Илья внезапно забыл все слова и только кивнул. Он откашлялся и, наконец, прохрипел:
– Конечно, пойду! Нужен мой телефон?
– Да нет, просто зайди к администратору ресторана и скажи, что ты пианист… Ну, можешь добавить, что от меня.
– Спасибо, – Илья схватился за плечо Димы и потряс его, тревожно глядя на дверь в зал.
Комиссия во главе с маэстро Голощёкиным медленно шествовала на свои места. Наступала их очередь.
– Вы играть собираетесь или здесь будете стоять? – словно ниоткуда вырос перед Ильёй и Лёшой Давид. Они собирались и поэтому быстро пошли за кулисы.
Когда Илья уселся за рояль, то все сомнения и страхи, что он может испортить выступление, исчезли. Он не любил в джазе эффект погремушки, когда артисты демонстрировали свою технику, но не вкладывали душу. Илья считал, что в такой игре нет смысла – одна пустота. В своё соло он вложил больше песенности, чем это было принято в современном джазе. Именно поэтому Давид и зарубил его пение. Но Илья был не согласен.
Когда наступила его очередь исполнять соло, то после первых же слов блюза воцарилась странная тишина. В зале, где люди пили кофе и даже что-то жевали, никогда не было такой атмосферы… От волнения голос Ильи стал ещё более хриплым и походил на мурлыканье большого кота, заставляя вслушиваться в каждое слово печально-задумчивых стихов про романтический город. В проигрыше он изобразил и дождь, такой частый в этом морском климате, и игру солнца в золотых куполах величественных соборов, и что-то неуловимое, что он сам ощутил, гуляя по старым улочкам.
Давид словно окаменел и лишь слегка тактировал, будто всё идёт по плану… Но Илья, глядя на его профиль, видел написанное на нём выражение холодной ярости.
Они победили. В коридоре их трясли за руки, спрашивали, откуда они приехали, кто пишет обработки? Давид отвечал всё подробно, благодарил, давал свои координаты и… старательно избегал взглядом Илью.
Обратно они ехали в полном молчании. Илья чувствовал себя двоечником, которому сейчас достанется, но тут же одёргивал себя с внутренней усмешкой – если бы не он, то не видать бы им первого места.
– Ты думаешь, что самый умный? – с порога начал Давид сдавленным от ярости голосом. – Сколько я должен терпеть твои выходки?
– Да если бы не я, с твоей программой мы бы не выиграли, – спокойно снимая ботинки, ответил Илья, избегая смотреть на белое от злости лицо руководителя. Он был готов поклясться, что услышал скрип его зубов, и от этого на него напало бесшабашное веселье. Пряча неуместную улыбку, он продолжил: – Давид, не злись. Мы же коллеги. Ты умеешь играть на саксе, а я знаю, как написать хорошую аранжировку.
Давид заколебался, но разглядев дурацкую усмешку на лице Ильи, припечатал:
– Я больше не собираюсь с тобой спорить. В моей группе ты играть не будешь. Петербург – город большой, и пианиста найти будет нетрудно. Так что… завтра уезжай хоть на другую квартиру, хоть домой…
– Давид, ты что? – вмешался встревоженный Лёшка, – из-за одной песни ты разваливаешь нашу группу?
– Не из-за песни, а из-за характера твоего дружка! – взревел Давид, раздувая ноздри, – мне не нужен такой музыкант. Он зазнавшийся одиночка, и такого хулигана никто не будет держать. Эх, Илюха, если бы не я, сидел бы ты в Астрахани. Неблагодарный… – произнёс он вдруг с такой горечью, что Илье на миг стало стыдно, но умолять о прощении он не собирался. Давид отсчитал купюры и бросил их на стол, – да, кстати, вот ваши деньги за конкурс. Всё по-честному… Я всё сказал.