Город сестёр
Шрифт:
– Не прерывай обряд, - погрозил пальцем Шило.
– Так вот, - торжественно и почти нараспев продолжила Бабка, - тебя нашла я. А я тоже женщина. Поэтому имею кое-какие права. И посему, нарекаю тебя Мария позывным - "Беда".
И перекрестила Машку. Потом трижды перекрестилась сама. На окно.
Мужики следом осенились. Павел подумал-подумал, и тоже сотворил крестное знамение.
Маша сидела удивлённая и даже слегка обиженная.
– Но почему?!...
– Внимание. Объясняю - почему именно "Беда". За три часа пребывания в этом мире тебя
Бабка многозначительную выдержала паузу.
– Если ты проявишь себя крутой девахой, значит твоё имя будут воспринимать как "Бедовая." Если не будешь давать никому спуску, значит будут говорить, что связываться с тобой - беду наживать. Ну а если так и будешь дырки в пузе считать, да рыдать, то и останешься просто Бедой. Поняла?...
– И снова затянула нараспев.
– С сегодняшнего дня забудь, что ты была когда-то Марией. Никому не говори своего прежнего имени. Ты - "Беда". И никак иначе. Все те, кто знает её прошлое имя, забудьте его навсегда.
И уже не тожественно, а буднично и деловито добавила.
– Тут попадаются такие дураки, что могут и выстрелить за это дело.
– Теперь с тобой, - повернулась она к Павлу.
– Тут всё сложно. Раз ты прикончил Снипера и Брута.
– И Черепа, - добавил Шило.
– Нет, Черепом я его в любом случае не назову. Так вот. Ты можешь взять себе имя убиенного тобой крутого говнюка... Но я сильно не рекомендую этого делать. Возникнет много проблем. Вон мы, с моими соколами, тихо, мирно, без громких имён, никому ничего не доказывая, живём тут уже... если по земному, считай - четвёртый год. И здоровёхоньки.
– Может меня "Стрелком" назвать?... Я же это... Стреляю.
– Идея конечно хорошая. Но глупая. Этих стрелков тут, блин, как Муров нерезаных. Да и вызывающе как-то. Я думала назвать тебя "Пулемётом". Но... Представляешь - "Эй Пулемёт, подай пулемёт"... как-то двусмысленно получается.
Она снова перешла на торжественную напевность.
– Так вот! Я придумала тебе имя.
Пашка, прочувствовав момент - встал.
– Нарекаю тебя, раб божий - "Скорым". Потому, что... Ну, короче, ты сам понял... С сего момента ты только "Скорый". И никак иначе. Все те, кто знает его прошлое имя, забудьте его навсегда.
Перекрестилась. Немного подумала.
– Вроде всё... Можно аплодировать?!
Все зашлёпали в ладоши, а Мария похлопала левой рукой по стене.
Бабка скромно раскланивалась.
– Нет-нет. Не благодарите, не надо.
– Это всё серьёзно, - спросила Маша. То есть - Беда.
Ей ответил Шило.
– Тут розыгрыши, как-то... не тово.
А Короткий добавил.
– За розыгрыш тут кастрировать могут... Без наркоза...
– А что, были случаи?
– поинтересовался новоиспечённый Скорый.
Все бывалые хмыкнули. Мол, - он ещё спрашивает.
Скорый
– Бабка, расскажи ещё про это место. Про этот Улей. Там, на дороге, нас так нехорошо прервали.
– Ну, ждать вежливости от Муров, как-то... Давай завтра... Завтра мы устроим постирушки, помывку, обшивку. Пересмотрим трофеи. Я, например, там интере-есный ствол заметила. И тогда, в процессе поговорим. Я сегодня что-то... Не то, чтобы устала... А просто вымоталась как собака. Давайте спать. Дежурим по два часа. Первым в наряд - Скорый. За ним Короткий. Шило, потом ты. Я последняя.
И все пошли спать.
Женщины улеглись в верхней спальне. Беда, так, как и лежала - на кровати. А Бабка на широченной софе.
Мужики разбрелись кто куда. Шило - на диван, в роскошный, почти кремлёвский кабинет. Короткий - в кальянную, на низкую софу. Пашка так и остался на диване в гостиной. Придвинул невысокий, но широкий стол, поставил керосиновую лампу, и принялся чистить оружие, прислушиваясь к шорохам за окнами.
Наверно, пока он валялся в отключке, заодно и выспался. Сонливости - никакой. За час он обработал и Сайгу, и Ремингтон, и АПС. Стечкин был сильно запущен, но не испорчен. Ни ржавчины, ни каверн в стволе. Хороший металл - это главное достоинство оружия.
Приволок снайперку Короткого, сделал неполную разборку, почистил затворные части. Вытащил шомпол из акээма и с двух сторон продраил метровый ствол этого чудовища. Заодно понял работу механизма. Поискал маркировку оружия, не нашёл. Пометил себе в памяти - спросить у Короткого, как эта зверюга называется.
Решил не будить смену, отстоять, пока сам спать не захочет.
Часа в три ночи Беда вскрикнула. Может во сне. Но Скорый взял лампу, поднялся в "женскую", приоткрыл дверь. Прошептал.
– Маш... Это... Беда, ты чего.
Она отвечала поскуливая.
– Рана чешется. Я её во сне, почесала.
Он подошел, приоткрыл одеяло. Беда зашипела.
– Дя... Паша, ты с ума сошёл, - закрылась снова.
Пашка пристрожил.
– Маша, дай я тебя полечу. Не дёргайся.
Она сердито шептала.
– Дядя Паша! У меня грудь голая!
Пашка вздохнул, покачал головой.
– А там, на земле, ты к врачам прямо в дублёнке приходила? Прекрати глупить. Есть возможность быстро выздороветь, а ты тут стеснения разводишь. Нужна мне прямо твоя "грудь".
Беда тоже вздохнула. Откинула одеяло, стеснительно отвернулась.
Скорый подумал.
– Господи. Было бы там что прятать.
Вслух конечно не сказал. Приложил руки прямо на повязку, закрыл глаза и вернул себе ощущение, которое испытал перед тем, как выключился на дороге.
И почувствовал. Аж заулыбался, - получается. Рана почти затянулась. А ребро уже стояло на месте и чернело маленькой чёрточкой трещины. Он осторожно отправил Беде немного своих сил. Черное амёбообразное пятно на ране дрогнуло и заметно сократилось. А трещина в кости исчезла вовсе.