Город смерти
Шрифт:
— Я поняла, Леон, подожди, а надолго ты? Сколько нам здесь сидеть?
— Сколько надо. Сутки, не больше. Я вас запру.
— Береги себя, — прошептала Сандра.
Мафиозо не ответил, пень бесчувственный. Вадим дождался, пока он исчезнет, и ринулся в ванную. Здесь было темно, воняло плесенью и действительно имелись две синие бочки с водой.
Когда-то давно, на даче, где бабушка жила летом, нужно было мыться в таких же условиях. Посреди единственной комнаты ставилась детская ванночка, туда сажали Вадика (предварительно
Сейчас — ни бабушки, ни кипятильника, ни мочалки. Хорошо хоть кусок вонючего мыла нашелся.
— На вот. — Сандра протянула ему «опасную» бритву.
Вадим опешил. Нет, он, конечно, видел в исторических фильмах цирюльников, ловко орудующих этим девайсом…
— А другой нет?
— Другой? — не поняла Сандра. — Бери, видишь, острая, не ржавая, в самый раз.
— Я… — Ну вот как ей признаться? — Понимаешь, Сандра, у нас другие бритвы. Такую… я только в кино видел.
— В чем? — заинтересовалась она.
— В кино. Ну, это когда экран, а на нем картинки… движущиеся. У вас что, кино нет?
— А! Я просто тебя не поняла! Есть, конечно! Нам учебные фильмы демонстрировали на экранах, просто никто не говорил слова «кино». Погоди, то есть ты бриться не умеешь? И что нам делать с тобой?
Вадиму представился замечательный случай узнать, бреют ли местные дамы ноги и все остальное.
— А ты мне не поможешь? — жалобно попросил он.
— Ладно, помогу, конечно, а то ты себе нос отрежешь или ухо, оно, конечно, для маскировки хорошо, но ты же нежный, заболеешь еще. Тогда — раздевайся!
Вадим предпочел бы сначала вымыться, чтобы не вонять. Но послушно стянул рубашку, бросил ее на пол. Следом отправилась майка. Фу, блин, промокла вся… Надо будет постираться после. Вадим неуверенно взялся за ремень.
— Штаны оставь, — распорядилась Сандра. — Я же тебе не яйца брить собралась.
И смутилась. Вадим глазам своим не поверил: Сандра потупилась, сникла вся. Лунарское воспитание, не иначе. Первое впечатление обманчиво, девочка-то совсем не груба! Девочка нарастила толстую шкуру, а под ней — нежное существо, просто тургеневская барышня, от слова «яйца» чуть в обморок не падает!
Бриться решили на кухне. Ставни не пропускали свет, и Сандра зажгла несколько свечей. Стояла неимоверная жара, плавился воск, исходили зноем огоньки. Сандра взяла ножницы и безжалостно состригла Вадикову шевелюру. Она двигалась медленно, с отрешенностью актрисы немого кино. Куртку и броник Сандра сняла, осталась в темно-зеленой спортивной майке, волосы собрала в пучок. Ее влажная от пота кожа блестела. Вадим закрыл глаза и почувствовал мягкие прикосновения — Сандра наносила ему на голову мыльную пену.
Некстати вспомнился дезертир Андрюшка, плачущий на стуле, и магия рассеялась, исчезла музыка, готовая зазвучать. Тяжелое дыхание, духота, гарь, пот.
А для Сандры все оставалось по-прежнему, она будто совершала обряд поклонения. Ему стало неловко, он захотел отстраниться, но это было небезопасно.
— Расскажи о себе. — Голос Вадима вернул Сандру на землю. — Кто твои родители, чем занимаются? Они живы?
— Наверное. Не знаю. Наставница Алиса умерла три года назад… А про биологических предков я не в курсе.
— Ты что, детдомовская?
— Не понимаю, — удивилась Сандра. — Просто — не в курсе. Наверное, если бы решила узнать, кто они, узнала бы, но зачем? Детей должны воспитывать профессионалы.
— То есть всех детей отнимают у родителей?
— Не отнимают. — Сандра закончила и теперь насухо вытирала бритву. — После рождения мать кормит ребенка грудью, а спустя пять месяцев отдает в интернат и возвращается к трудовой деятельности.
— А отец?
— Донор?
— Слушай, у вас семьи есть?
— Здесь, в городе, есть. У бы… У людей есть семьи, у тех, кто хочет. И у лунарей есть, конечно. Но редко кому разрешают завести детей в супружеской ячейке, любовь слепа и не думает о генетической совместимости. Зато у нас… у лунарей, и детской смертности нет, а у людей — очень высокая, сам видишь, какие условия. А у вас?
— У нас в этом свобода для всех и каждого. Никто… ну, в России никто не контролирует рождаемость, никто не запрещает людям жениться и беременеть. В общем, нормальное общество. У вас ведь до войны так же было?
— Да… Надо же… Я слушаю про твой мир, и мне светлее становится: люди там живут, свободно живут. Здесь только дикие свободны, мутанты. А лунари — ограниченней всех, но не замечают, что заперли себя в клетке. Все, Вадик, иди мыться. Тебе спинку потереть?
Сколько сил потратила она, чтобы голос звучал спокойно? И все равно прорвалась жажда — прикоснуться к чужому миру, чужой сытой жизни и свободе… Сандра хотела — но не Вадима, а его реальности. Вадим поднялся, обнял ее и поцеловал в лоб, покрытый бисером пота.
— Справлюсь, не маленький. И пожалуйста… Называй меня Вадиком!
Дверь в кабинет была заперта.
— Руся, Тумба, откройте! — приказал Леон.
Щелкнула щеколда, высунулась озабоченная физиономия Руси.
— Уже все, — похвастался он. — А ты это… Вернулся?
— Как видишь.
Пленного от стула уже отмотали, он лежал на полу, выкатив глаза. Леон склонился, нащупал сонную артерию, кивнул.
— Ты что, не доверяешь? — пробормотал Тумба, наматывая на руку веревку, которой несчастный и был удавлен.