Город смерти
Шрифт:
— Во-от! — Он вывалил на траву ярко-кирпичные грибы несъедобного вида, выбрал самый красивый и сожрал.
Сандра отнеслась к грибам с подозрением, повертела в руках самый маленький, отломила кусок и отправила в рот. Прожевала, облизнулась и сказала:
— А ничего! Живем!
Настала очередь Вадима. Поганка пахла орехами, грибом и хвоей. Хрустела на зубах. Лишь бы плохо потом не стало. Грибы ведь впитывают всю гадость. Если почва заражена, то и гриб заражен.
Из мира грез его вырвал голос Леона:
— Привал окончен. Уже полдня прошло. Надо решать, что делать
— Да, — оживился Ходок. — И без оружия опасно, тут полно хищников. Надо бы вернуться и земельников грабануть.
Сандра глянула на него как на придурка.
— А лунарей ты грабануть не хочешь?
Вадим попытался рассуждать:
— С одной стороны, опасно двигаться дальше, с другой… Постойте, вот мы идем на юг. А если взять западнее, там должна быть дорога и деревни, где можно чем-нибудь разжиться.
— Будь я командиром лунарей, я взяла бы под присмотр именно ближайшие дороги. И не стоит забывать, что за нами идут или, скорее всего, едут. Идут они, скорее всего, оттуда. — Она махнула на север. — Значит, держимся реки и дальше. Дорога там будет, и не одна, и должны попадаться села. Чем дальше на юг, тем хуже условия и сильнее фонит. — Сандра вздохнула. — Короче, ищем, где бы переночевать.
— У кого-нибудь есть соображения? — поинтересовался Леон, выдержал паузу. — Я так и думал.
Без вещмешков было проще. Забыв об осторожности, то и дело останавливались то у земляничной поляны, то возле черничника. Если раньше вперед гнал адреналин, то сейчас он иссяк. Осталась инерция. Надо, потому что надо — не самый лучший мотиватор.
Солнце зацепилось за макушки елей и начало медленно скатываться к горизонту. Потянуло сыростью. Вадим неудачно наступил на камень, глянул под ноги: да это же кусок кирпича с остатками раствора! Замшелый, почерневший, но — кирпич! Он сковырнул мох, носком копнул грунт: щебень, обломки кафельной плитки, битые стекла…
— Тут была мусорка! — воскликнул он и протянул находку Сандре. — Значит, рядом кто-то жил!
— За пятьдесят лет дома могли разрушиться до фундамента, — сказал Леон.
— Война началась в шестидесятых? — уточнил Вадим.
— Нет. Осенью восемьдесят четвертого, — отмахнулся Леон и зашагал в чащу.
— Не понял, а… прошло двадцать шесть лет? — растерянно пролепетал Вадим, с надеждой глядя на Сандру.
— Пятьдесят, — проговорила она и устремилась за Леоном.
— Не понял… А год-то какой сейчас?
— Тридцать четвертый! — сказал Ходок с сочувствием.
— Эй, народ, скорее сюда! — крикнула Сандра.
Ходок ломанулся в молодой сосняк, Вадим — следом. Да, люди здесь действительно жили. Длинное двухэтажное здание едва просматривалось за порослью невысоких сосен. Асфальт вздыбился, выпуская на волю упрямую траву. Кое-где из трещин тянулись к небу ростки деревьев.
Вадим пробрался к дому. Оказалось, что крыши почти не было — лист шифера справа, лист посередине и сосновые ветки, укрытые хвоей. У стены под слоем перегноя просматривались осколки — когда рамы сгнили, стекла выпали и разбились. От входной двери не осталось даже воспоминаний. Вадим зашел в подъезд: типичное административное здание. Или общежитие? Штукатурка отвалилась, обнажив кирпичи. Вадим тронул ногой поганки, угнездившиеся на остатках межкомнатных дверей, — доски рассыпались в прах. Наверное, двери сняли в охоте за металлическими петлями.
Появилась Сандра, прошлась по коридору, деловито осматривая комнаты, поравнялась с Вадимом.
— Интересно, что это было?
— Не знаю, — отмахнулась она. — Ночевать нам по-прежнему негде, уходим.
Зрелище ее не впечатлило. Для нее это — проза жизни.
За домом располагалась более-менее сохранившаяся бетонированная площадка, исполосованная жилами вздувшихся корней. Заканчивалась она останками ангара, сколоченного из железобетонных плит. Сталкеры знали, из чего состоит железобетон, и пытались разбить плиты, чтобы добыть арматуру, но разочаровались, такой она была тонкой и ржавой.
На одной из плит сохранился рисунок… Волк с Зайцем из «Ну, погоди!». Оба делают зарядку, на зайце красуется пионерский галстук.
Вот полусгнившая деревянная беседка, дальше — десятки бетонных ножек, оставшихся от скамеек. Да это же стадион! Естественно, не сохранились ни железные столбы, ни заградительная сетка. Зато почти уцелела скульптура олимпийского мишки, машущего призракам зрителей.
В восемь лет Вадима отправили в лагерь, где был такой же мишка. Союз уже развалился, а Мишка остался, и статуи Ильича, и лозунги на стенах. Кормили плохо, шел девяносто четвертый год. Воспоминания ожили, и он увидел детей, болеющих за свою команду, разгоряченных футболистов… Лето. И вдруг — раз… Воображение нарисовало, как вдалеке вспучивается серовато-лиловое облако, разворачивает шапку…
Вадим вздрогнул — кто-то дышал в затылок. Сандра.
— Не отставай!
Второе здание сзади походило на кита, выброшенного на берег, а с торца — на типовую двухэтажную столовую, построенную с размахом, характерным для шестидесятых. Леон вошел внутрь первым и присвистнул. Его удивила чудом уцелевшая лестница, ведущая на второй этаж, и штукатурка со светлой кафельной плиткой. На крашенных эмалью стенах кое-где проглядывали потускневшие бабочки.
Пробираясь к окну, Вадим переступил через пластиковые крышки столов, через осколки тарелок и стаканов и вдруг остолбенел: из-за колонны тянулись ноги в камуфляжных штанах. Да это покойник! Истлевшая шапка съехала на глазницы, майка повисла лохмотьями. Там, где покойник разводил костер, уже успели вырасти маленькие сталагмиты. Вадим задрал голову и увидел клочок неба.
— Тут жмур, — сказал он, пытаясь придать голосу бодрость.
— Мужики, трупак! — крикнула подоспевшая Сандра.
Леон не отреагировал, он осматривал кухню. А вот Ходок быстренько обыскал его карманы и разочарованно покачал головой.
— И зачем? Не противно? — с укоризной сказал Вадим.
— А че, вдруг завалялось че-нить.
— Идиот. — Сандра постучала себя по лбу. — Ботинки с него сняли, а карманы, по-твоему, не обыскали?
— Да че ты, всяко в жизни бывает.
Из кухни донесся голос Леона: