Город смерти
Шрифт:
— Увидимся, — откликнулся И Цзы.
— Прощай, Капак, — произнесла Леонора.
Из ресторана я вернулся в «Окошко». Принял душ — третий раз за этот день: этот город умел заездить человека до седьмого пота. Воды, выжатой из моей одежды, хватило бы на неделю для всех нужд небольшой африканской деревеньки.
Я вышел из душа, обвязанный полотенцем, и обнаружил в номере Кончиту.
— Приветик, — заорала она. — Я сегодня «Королеву Африки» заказала. Слабо посмотреть?
— Извини, — сказал я. — Этот речной круиз мне придется пропустить. Мне нужно встретиться с начальником. Может, меня повысят. — Я открыл дверцу шкафа и стал подбирать одежду. Ничего вызывающего. Аккуратно
— Как старомодный хрыч, — захохотала она.
— Фу. Протестую. Я не старомодный. Я элегантный.
— Зануда, вот ты кто. — Она включила телевизор. — Во сколько вернешься?
— Не знаю.
— Тебя дожидаться?
— Не стоит беспокоиться. Побудь тут пару часов. Может, я и рано приду. Позвоню из «Пар…» из офиса, если получится. — Я избегал произносить при ней слова «Парти-Централь» или «Кардинал». Она по-прежнему считала меня простым страховым агентом, и я очень хотел, чтобы так осталось и впредь. Узнай она о моей работе, о Зейдельмане, о Кардинале, наши отношения осложнились бы. Меньше знаешь — крепче спишь. — Если к двенадцати я не дам о себе знать, замнем, — предупредил я. — Возвращайся наверх, а завтра увидимся.
— Идет. Значит, увидимся, когда увидимся.
— Адьос, сеньора.
Томас молча отвез меня в «Парти-Централь». Он вообще был несловоохотлив — когда я пытался его разгозорить, отвечал кратко и скупо, уклоняясь от наводящих вопросов. Словом, давал понять, что знает свое место и ничего не имеет против незримого барьера между нами. Чем раньше Адриан вернется, тем лучше.
«Парти-Централь» гудел как улей — ночная смена была на трудовом посту. Конечно, до хаоса, который воцарялся здесь к полудню, этим ночным звукам было далеко, но все же в этот поздний час в городе однозначно не было более шумного здания, чем «Парти-Централь». Сфера интересов Кардинала захватывала огромную часть земного шара. Его организация представляла собой круглосуточно работающий механизм, военную базу в режиме постоянной боеготовности; она никогда не отдыхала, никогда не замедляла ход. Вечно голодное чудовище экономики.
Разумеется, у входа дежурили бойцы Контингента, бесстрастные, как инопланетяне. Недавно пресса слегка нас потревожила, как случалось каждые два года: очередной молодой политик, пытаясь сделать себе имя, обрушился на личные вооруженные силы Кардинала, потребовал обезоружить их или вообще расформировать. Обычно запалу у политиков хватало недели на две. За это время простые граждане успевали излить свой гнев и успокоиться, а выскочке затыкали глотку либо деньгами, либо свинцом. На том все и кончалось.
Я записался в книгу посетителей у администратора и сдал ботинки. Тем, на кого жара действовала неблагоприятно, предлагали бесплатные тюбики дезодоранта для ног.
Времени у меня было полно — добрых полчаса в запасе. Ожидая лифта, я заметил справа дверь на лестницу. С той, первой ночи я бывал в «Парти-Централь» много раз — прикасался, так сказать, к административному сердцу империи Кардинала. Сначала мне пришлось явиться сюда за новыми документами, официальными бланками и удостоверениями, закреплявшими за мной законный статус члена организации и снабдившими меня биографией на тот случай, если кто поинтересуется (своих документов у меня не было — наверно, позабыл дома, когда отправился в город). Также я много здесь работал, пользовался огромными архивами здания; они занимали восемь этажей и были самыми полными и всеобъемлющими в городе, с досье на всех и каждого, от политиков до молочников и бродяг.
Однако лестницей я не пользовался еще ни разу. Да и зачем — ведь здание было оборудовано великолепными, быстрыми и удобными лифтами. Но после энергичной встряски на теннисном корте меня так и тянуло подвигаться, и идея взбежать на пятнадцатый этаж по лестнице меня увлекла. Время я скоротаю. Вспотею, конечно, но всегда можно забежать в туалет и сполоснуть подмышки. Приняв решение, я проигнорировал раскрытые двери лифта и ступил на лестницу.
Освещена она была тускло. Безусловно, это было самое сумрачное место в озаренном яркими лампами «Парти-Централь». Вплоть до одиннадцатого этажа я не встретил ни души. Лестницей здесь просто не пользовались, даже для того, чтобы спуститься или подняться на один этаж. Виной тому была не всеобщая лень, а неписаный бюрократический указ Кардинала: в его здании, где самое время принадлежит ему, человек должен как можно быстрее добираться до цели, а не тратить драгоценные минуты на пешие прогулки.
Здесь было прохладно — желанная свежесть после душного, облипающего легкие воздуха этой ночи. Хотя здание «Парти-Централь» было оснащено кондиционерами, никакие чудеса современной техники не могли аннулировать эффект от круглосуточно толкущихся там людских орд.
На подступах к седьмому, кажется, этажу мне на ум вновь пришла «та женщина». Я сбавил ход, прищурился и увидел ее так явственно, как никогда еще в жизни. Она представала передо мной в самых разных ситуациях и позах. Эти «кадры» сменялись с интервалами в несколько секунд. Вот она на кухне, вот склонилась над шашлычницей, вот подает теннисный мяч, целует меня, валяется у камина совершенно голая, а перед ней стоит шахматная доска, вот она, хохочущая, за рулем машины, вот она стонет в экстазе (подо мной? Наверное, хотя самого себя я на этих картинках видел редко), подбрасывает на сковородке блинчик, нервно — как знать, почему? — крутит на пальце свое обручальное кольцо, поливает цветы, хохочет — она вообще много хохочет.
Кто бы она ни была — реальная женщина или плод моей фантазии, — смеяться она любила. Веселый от природы человек, с легкими морщинками вокруг глаз и рта — от постоянного смеха. И стоило ее губам растянуться в улыбке, как в груди у меня что-то сжималось, и мне становилось тепло, словно я в нее влюблен. Вот странное дело. Почему воображаемая женщина вызывает у меня такую бурю страстей?
Я попытался вспомнить своих былых подружек. Может, она из их числа, просто я ее забыл? Либо это собирательный образ, мой идеал женщины: губы от одной, нос от другой. Теперь я не шел, а еле полз.
Я НЕ МОГ ИХ ВСПОМНИТЬ.
Мои подруги, прежние любовницы, те, с кем я спал. Те, с кем я познакомился после приезда в город, всплывали в памяти легко, но до приезда… Ничегошеньки. Опять пустота, пустота, на которую я все чаще натыкался в последнее время, пробел в памяти, обрывающийся лишь с моим приездом в город. Это что же такое, болезнь? Преждевременный старческий, склероз? Но почему же он распространяется лишь на мою жизнь за пределами города? Почему все, что случилось после приезда, вспоминается мне четко, а то, что-было до, теряется в непроглядной мгле? До приезда сюда у меня наверняка были подруги. Но ни одной из них я никак не вспомню. Блин, да я с трудом припоминаю даже лица собственных роди…