Город собак

Никольская Анна Олеговна

— Спасите! Помогите! Хэлп! — раздался вдруг чей-то пронзительный баритон.

Тощий обернулся. Двигаясь галопом, через улицу с оглушительным лаем неслась свора дворняг. Впереди с искажённой от ужаса мордой бежал…

— Принц! — поразился Тощий и кинулся наперерез дворнягам.

— Стойте! — зарычал он, оттесняя от бедняги скалящих клыки преследователей. — Чего вам от него надо?

— Тощий, здорово! — пружиня бицепсами, приветствовал его пёс с челюстью обширной, как сжатая нива. — Куда ты запропастился? Только представь, этот нахал

явился сегодня к нам и заявил, что он — это ты! Думал, своих не признаем!

— Серьёзно? — неподдельно изумился Тощий. — Это правда? — свирепо глянул он на трясущегося Принца.

— Да-а, — виновато промямлил тот.

— Ладно, парни, спасибо, что привели негодяя. Разберусь с ним, мало не покажется, — прорычал Тощий и, спохватившись, добавил: — Я тут пронюхал, на мусорку отходы из столовки привезли — целый контейнер.

— А ну, ты разберёшься, значит, — быстро заговорил здоровяк, глотая слюну. — У нас тут ещё дела в округе.

— О чём речь, старина! Счастливо!

Через минуту дворняги скрылись из виду.

Два пса, как две подушечки «Чаппи» похожие друг на друга, стояли у играющей всеми красками лужи. Оба молчали и лишь пристально вглядывались в свои радужные отражения.

— Ну я пошёл, — заговорил наконец тот, что был грязнее.

— Давай, — отозвался второй. — Знаешь, я там диван погрыз, ты уж извини.

— Ничего, — ответил чумазый и побрёл вон из парка.

— Спасибо тебе, — прошептал оставшийся пёс вслед уходящему.

Пережив сегодняшний день, Тощий понял одно: ему никогда не стать настоящим принцем.

Родственные уши

В подворотнях города N Генри слыл псом авторитетным: ни котам, ни посторонним собакам спуску не давал. Ледяной взгляд, хладнокровие чемпиона и несокрушимые челюсти приводили округу в трепет. Отличавшийся крепким телосложением и решительностью в поступках, когда-то Генри был восточноевропейской овчаркой. С тех пор много воды утекло — от былого экстерьера одна осанка и осталась. Шерсть свалялась, когти от беготни стёрлись, а уши он потерял позапрошлой зимой — отмёрзли.

Сильно переживал Генри из-за ушей, хотя без них даже сподручней стало — в бою свои преимущества. Однако чувство неловкости сидело в нём крепко. Даже комплекс на этой почве развился: какая из тебя овчарка, когда ушей, и тех нет?

Но в целом жилось Генри неплохо: ел вдоволь — помойки да сердобольные старушки с голода помереть не давали, спал на травке а зимой прибивался к бомжам и ночевал в теплотрассах. Не жизнь — сказка!

В тот день Генри проснулся рано — от голода. Поужинать вчера не успел — участвовал в разборке с соседскими псами. Несмотря на пустоту в брюхе, настроение было отличное: солнышко припекало бока, слух услаждало чириканье воробьев. Генри потянулся и лёгкой трусцой направился к дальней мусорке, потому что по пятницам из столовой № 5 туда привозили отходы. Сегодня суббота, но Генри без завтрака не останется. В округе все знают: добыча по праву старшинства принадлежит ему — грозе окрестных дворняг, великому и ужасному Генри. Ни один здравомыслящий пёс, дорожащий шкурой, не позволит себе позариться на его собственность.

Поигрывая мышцами, Генри подходил к мусорке. Издалека уловил он аромат говяжьих костей — добыча обещала быть более чем съедобной. Действительно: то был настоящий храм желудка — живописную кучу пустых консервных банок, мятой бумаги, старых башмаков, яичной скорлупы и другого видавшего виды ненужного барахла венчал увесистый пластиковый пакет отходов!

В предвкушении плотного завтрака пёс облизнулся и, разгребая мусор, полез в контейнер.

Вдруг оттуда, словно чёрт из табакерки, выскочил кот. От неожиданности Генри отпрыгнул в сторону и выпучил глаза. Кот молниеносно взобрался на забор, что окружал мусорку, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел.

С остервенением клацая зубами, Генри попытался ухватить котяру за хвост, но тот, невозмутимый и безмятежный, сидел в зоне недосягаемости, издевательски сверкая на Генри бесстыжими зелёными глазищами. Пёс рассвирепел: никто на свете, ни одна живая душа не смеет позариться на то, что по праву принадлежит ему! Даже бомжи обходили мусорку стороной, памятуя о мощных челюстях Генри. Однако сейчас некто серый в полоску, вальяжно расположившись на заборе, смотрел на Генри с презрением и ухмылялся в усы!

Едва сдерживая бешенство, пёс прорычал:

— Ты, морда усатая, в курсе, что это моя помойка?

— Впервые слышу, — скрипучим, как треснувший патефон, голосом молвил кот. — Помойка эта принадлежит ЖЭУ № 1 Центрального района города N. Однако, возможно, у меня устаревшая информация. Потрудитесь предъявить документики.

— Какие еще документики?

— Ну, дарственную, например, или там справку о приватизации.

— Ты мне это брось! — нахмурился недоумевающий Генри. — Отвечай, когда спрашивают: что ты на моей помойке потерял?

— Я-то? — хмыкнул кот и смерил Генри уничижительным взглядом. — Да вот уши серые потерял, не видел случайно? — его верхняя губа презрительно и высокомерно скривилась.

«Нет», — чуть не ответил Генри, но осёкся.

— Что? Что ты сказал? А ну повтори?!

— Говорю, ушей не видал? Маленькие такие: внутри розовые, сверху — шерсть?

Генри не верил собственным отмороженным ушам. Ещё ни один пёс, а тем более кот(!), не смел насмехаться над его физическим недостатком.

— Ты издеваться надо мной вздумал?!

— Ни в коем разе, — широко разинув пасть, кот зевнул.

Да-а, этот мерзавец был не из робкого десятка. Генри внимательно пригляделся к полосатому негодяю и вдруг заметил, что у кота, как и у него самого, нет ушей! Этот изъян придавал наглой кошачьей морде даже некое с Генри сходство.

— Ты сейчас чьи уши имел в виду? — недоверчиво протянул пёс.

— Разумеется, свои. В отличие от некоторых, я весьма наблюдателен.