Город Солнца
Шрифт:
Расставание с Антонио — если он действительно собирается это сделать, и не важно, какое мистическое объяснение или какие извинения от бы выдвинул — стало бы бременем, которое я не хочу взваливать на себя.
Пусть свидетелем его самопожертвования будет другой, более подходящий человек, поскольку я не хочу, чтобы Антонио покидал меня.
В тот момент, когда я собирался что-то сказать, Солнце скрылось за горизонтом, и мое намерение исчезло вместе с ним. Подобно уверенным широким мазкам кисти художника на холсте, небо было раскрашено красным, желтым, зеленым и голубым цветами; они не переходили из оттенка в оттенок, как цвета радуги,
Именно тогда мое воображение определило, что происходит в воздухе. Я понял, что воздух гудит, вибрирует с такой частотой, что если бы мы могли услышать эти вибрации, то они бы звучали, как устойчивое эхо, бесконечное крещендо, отражающееся in saecula sаесulоrum.
Мы оставались на берегу в течение часа и наблюдали за невероятным небом до полной темноты. Я решил последовать за Антонио везде, куда бы он ни направился.
Я не стану отговаривать его отказаться от своей цели, чего бы мне это ни стоило. У меня достаточно средств, чтобы вернуться самому и доставить, если потребуется, его тело обратно в Перу его народу.
Мы еще долго наслаждались закатом Солнца и приходом ночи. Затем пробрались между камнями к дамбе; там Антонио договорился о нашей предутренней поездке на Остров Солнца. По вымощенной булыжником улице мы поднялись к гостинице и разошлись по комнатам. Я завел будильник ручных часов на полтретьего, улегся одетым в постель, укрылся всем, что было на моей и соседней койке, и через минуту заснул. Я был разбужен спустя мгновение. Тонкое пикание будильника в прохладной чистой темноте комнаты напоминало предупредительный сигнал перед взрывом. В панике я вскочил, наощупь выключил будильник и глубоко вдохнул холодный, обжигающий легкие воздух.
Кто-то постучал в дверь. На пороге стоял свежий и жизнерадостный Антонио. Он вручил мне бутылку родниковой воды и горсть поджаренных семян kiwichа. Было три часа утра, и поверхность озера напоминала стекло, которое разрезал нос нашей моторной лодки. Капитан предложил мне серое шерстяное пончо.
Холодный воздух обжигал лицо; я представлял себе, как мы выглядим с высоты, куда, отражаясь от поверхности, высоким жалобным воем долетает звук подвесного мотора, а волна от носа лодки образует длинную узкую букву V, направленную углом к Острову Солнца.
Я плохо помню, как, окоченевший от холода, брел, спотыкаясь в темноте, от гостиницы к пристани, но воздух, вода и мальчишеское ожидание приключения подействовали возбуждающе. Я наконец полностью проснулся и блаженно прислушивался к голосу Антонио, который объяснял капитану достоинства жареных семян кiwichа.
Я повернулся, скрестил руки на планшире лодки и лег на них подбородком. Я ощущаю вибрацию мотора, прислушиваюсь к плеску волн, разбегающихся от носа лодки, вглядываюсь в чернильную темень бездонного озера. Антонио перебрался ко мне.
— Мы можем идти быстрее? — спросил я.
— Он отказывается, — ответил Антонио. — Он использует двигатель на одну треть мощности, бережет его от износа. — Скупость капитана вызвала у него улыбку. — Он боится. Нужно было нанять индейца аймара с Острова Солнца. Они не боятся ни воды, ни острова ночью. — Он указал глазами на капитана. — Этот тоже аймара, но с материка, и к тому же суеверен. Ничего, скоро рассвет, все будет в порядке.
Через час мы были уже в двадцати ярдах от берега и прислушивались к звукам нашего мотора, которые отражались от крутых вертикальных скал юго-восточной части острова.
Мы высадились в небольшой бухте и пришвартовались к каменному пирсу, который делил бухту пополам. Лодка находилась у причала ровно столько, сколько необходимо было для выгрузки. Антонио шепнул что-то капитану посудины, и мы пошли по узкому пирсу, приблизились к роще деревьев, вероятно эвкалиптов, и свернули направо вдоль береговой линии.
Было еще холодно, озноб пробирал до костей; это не был сухой холод, — ветерок нес влагу с поверхности моря. Заросшие кустарником крутые склоны и косые пласты слоистых скал поднимались над узким берегом. Антонио поднялся футов на двадцать вверх, чтобы собрать дров.
До восхода Солнца оставалось два часа. Судя по внешнему виду холма, Антонио не найдет ничего, кроме щепок и травы, поэтому я вернулся в бухту и там, у подножия огромной каменной лестницы, уходившей в темные своды смешанного хвойно-дубового леса, насобирал полную охапку дров. Антонио уже построил каменное кольцо вокруг небольшой квадратной кучки щепок и травы. В этот раз он зажег траву спичкой. Вместе мы соорудили некоторое подобие пирамиды из обломков бревен и веток. А затем он попросил достать сову, золотую сову из моего кармана.
Я отчетливо помню звуки этого утра: влажные шлепки озерной волны о каменный берег, шипящий треск костра, характерный низкий с акцентом голос Антонио. Он произносит знакомые заклинания, от которых у меня перехватывает горло, я не могу шевельнуться. Я слежу за его лицом, а он время от времени поглядывает на крошечную фигурку в своей руке, и его слова свободно рождаются в совершенно прозрачном воздухе, взлетая к небесам вместе с горячим дыханием нашего костра.
— Еl ого, — начал он, — золото родилось из жгучей слезы Солнца, когда она стекала к центру Земли и охлаждалась в расщелинах скал, долинах, ручьях, бегущих к середине Земли. И вскоре после того, как на Земле родилась жизнь, здесь, в этом месте, Дети Солнца вышли из вод земной утробы. — Он смотрел в огонь, и пламя костра плясало в его глазах. Ни один из нас не взглянул ни вверх, ни на темное ночное море, воды которого в течение тысячелетий ласкали эти берега — настоящие воды истории. Мне казалось, будто я слушаю книгу Бытия, звучащую под сенью дерева знания, в центре Рая. Ни до того, ни после я не слышал предания, рассказанного в более подходящей обстановке, у самих его истоков. Я не сводил глаз с Антонио, а он смотрел то в огонь, то на меня, то на маленькую сову в своей ладони.
— И как новорожденный младенец знает, где искать грудь матери, — продолжал он, — так Дети Солнца знали место своего происхождения. — Антонио кивнул головой. — Вот почему это самая первая когда-либо рассказанная сказка.
Это самое первое знание. Мы рассказываем эту легенду у костра, потому что, зажигая костер, мы прославляем жизнь: мы напоминаем о том времени, когда Солнце уронило слезу радости, и она упала на Землю.
— Да, Дети Солнца догадались о происхождении Золота на Земле, поняли древнюю алхимию, создавшую его в плавильне в центре Земли. И они восславили и освоили эту алхимию: они использовали огонь Солнца и живительную почву Земли для создания нового, живого золота. Это была кукуруза. Она росла из Земли и несла в себе Солнце, кормила Детей Земли и Солнца и ценилась дороже всего. Выращивание кукурузы — это повторение алхимии Солнца и Земли, и этой алхимией до сих пор пользуются их потомки.