Город страха
Шрифт:
– Пожалуй, надо. И с точки зрения прощупывания его как возможного активного соучастника или как человека, который просто не препятствует. И с точки зрения твоей безопасности.
– А это каким образом повлияет на мою безопасность?
– Ты на виду, ты была на приеме по скандальному вопросу, и вдруг ты пропадаешь, погибаешь насильственной смертью. Чувствуешь цепочку. Ее все почувствуют и не рискнут. Мне так кажется. Попугать, может, попытаются еще разок-другой, но не более того.
– Ты так считаешь? – спросила Ольга наконец-то с доверием в голосе…
Николай Иванович Лысенко потел. В кабинете было прохладно, но он все равно обливался липким потом. В который уже раз вытирал лицо и пытался направить мысли в нужное русло. А чем же все это кончится? Не нравилось ему то, что происходило в Харитонове. Раньше было подконтрольно, им придумано, им организовано. А теперь как-то незаметно потерял он контроль, стал десятой спицей в колесе, не владел информацией, с ним никто не советовался. Но от него требовали решений, подписей. Он чувствовал, что является балластом, временной картой в чьей-то игре. Лысенко в последнее время пребывал в подавленном состоянии.
Катька вошла в кабинет и с порога выпалила хмуро, поддерживая недовольство своего шефа:
– Пришли! Эти, которые по поводу детского лагеря.
Лысенко поднял глаза на секретаршу, промокнул лоб мокрым от пота платком и брезгливо бросил его в ящик стола.
– Пусть заходят…
Принимать этих женщин ему не хотелось. Он помнил разговор пару недель назад по телефону с представителем Управления по работе с территориями. Объяснение было пространное, даже туманное. Николай Иванович понял, что чиновник и сам толком не знает, что приказать или посоветовать руководителю муниципального района. Все эти обороты, призывающие «самому понимать», «трезво оценивать», «улавливать тенденции в общественном самосознании», ни о чем конкретно не говорили. Скорее намекали, чтобы решение принимал сам Лысенко, а областное правительство соответствующие визы поставит. Или не поставит?
Такое положение возникало на памяти Николая Ивановича не раз и не два. И всегда все заканчивалось тем, что на него пытались свалить ответственность за неправильное решение. А намеки? Да он их не так понял, ведь конкретного письменного распоряжения не существовало. И сейчас Лысенко, образно говоря, стоял на развилке. С одной стороны, он подписался под отводом земель под строительство, хотя не имел на это права, с другой – он отказывал представителям общественности, которые формально (но не документально) получили «добро» в профильном министерстве.
Две женщины с твердыми лицами вошли в кабинет. Одеты они были типично для школьных учительниц. Немного чопорно, потому что визит предполагался в органы власти, и старомодно, потому что зарплата у этой категории тружениц всегда была низкой… Следом вошла худая, но очень энергичная девушка с быстрыми глазами. Она моментально осмотрелась в кабинете, смерила взглядом Лысенко, видимо, составила его портрет и деловито уселась сбоку. Журналистка, сразу понял Николай Иванович и еле сдержался от тяжелого гневного вздоха. Только этого не хватало!
Оборону Лысенко выдержал. Он был готов к разговору психологически, он имел за плечами тридцать лет опыта работы в органах власти. Его увещевали, его упрекали, на него обещали жаловаться, но Лысенко был непреклонен. Нужен конкретный пакет документов, нужен согласованный проект, нужно постановление правительства. Он кривил душой, он откровенно лгал, но делал это очень убедительно. И не забывал, что категорично отказывать в этой ситуации нельзя. И он соглашался, горячо соглашался, что муниципальному району нужен детский спортивно-оздоровительный лагерь, что он лично «за» обеими руками. Что он даже, со своей стороны, обязуется протолкнуть этот вопрос во время очередного визита в Екатеринбург.
Потом женщины ушли. Лысенко поежился в мокрой рубашке, которая прилипла к спине. Это не решение вопроса, это лишь попытка отложить решение. Значит, надо что-то придумывать, искать защиту свыше, искать тех, кто примет решение за него. Примет и возьмется отвечать за это решение. А он? У него сейчас будет еще одна встреча. И снова нужно принимать решение. А может, хватит, может, уйти, пока не поздно? А не поздно ли? А если оглянуться назад на пару лет? Да и подальше тоже. Удастся ли так просто уйти? Или отпустят с радостью и поставят своего человека, или не отпустят, потому что им нужен мальчик для битья, если вскроются нарушения. Сменится власть, выйдут на первый план иные приоритеты, и нужно будет кого-то сдать на съедение. Для этого нужны на местах Лысенки. Запачканные…
– Здравствуйте, Николай Иванович, – возник перед Лысенко опять тот самый опрятный, отглаженный и надушенный тип. Как его, Арутюнов?
Лысенко с раздражением ткнул пальцем в селектор, но в секретарской молчали. Визитер медленно прошел к приставному столику и без приглашения уселся, положив ногу на ногу. При этом он картинно поддернул одну штанину и посмотрел на хозяина кабинета с жалостью.
Значит, Катька опять куда-то ушла без разрешения! Или… Перед взором Лысенко вдруг непроизвольно возникла зловещая картина. Там, в приемной, сползая с кресла, стеклянными глазами смотрела в потолок Катька. А на белой блузке, на ее мягкой пышной груди расползалось кровавое пятно. А под сердцем дымилась маленькая дырочка. Почему дымилась, Лысенко не знал. Читал где-то, что огнестрельные раны чуть дымятся. А этот, в безупречном кремовом костюме, спокойно прячет пистолет с глушителем в свою черную папку, а потом, поправив галстук, заходит в кабинет.
Чушь, бред! Николай Иванович потряс головой, отгоняя наваждение. Он понимал, что такие видения случаются от усталости нервной системы, от долгого напряжения. Оно-то и выдает зловещие картинки в мозгу, как предупреждение, что… Что такое может быть? И с тобой лично? Нет, чушь! Нет, пора серьезно задуматься о здоровье, об отдыхе.
– Я вижу, вы оценили ситуацию, – спокойно сказал Арутюнов. – А на секретаршу вы не сердитесь, она убежала вниз. Там ей какая-то подруга туфли новые принесла. Хорошая она у вас, красивая.
– Кто? – хмуро осведомился Лысенко, потеряв нить неуместных рассуждений гостя.
– Да Катя ваша, секретарша. Ну да ладно о ней. Я ведь по поводу строительства. Кажется, вы имели телефонный разговор с Екатеринбургом. Понимаю, что неприятно, что нужно выполнять распоряжения и пожелания начальства. Но я же обещал вам моральную компенсацию.
Рука Арутюнова снова расстегнула «молнию» на папке и извлекла оттуда конверт. Николай Иванович напрягся, у него даже судорогой мышцы на животе свело. Первый порыв был снова взорваться негодованием, сыграть роль порядочного чиновника, выгнать этого наглеца. Но рука с подлокотника не поднялась, горло не смогло выдавить ни звука. Зачем все это? К черту все, о детях и внуках думать надо, а он человек конченый. И к черту! Деньги взять, а там видно. Хоть своих обеспечит, а потом… Как все надоело… Как страшно стало жить! Или нервы сдают?