Город Сумрак
Шрифт:
Он ускорил шаг. Навстречу попались три клона звезд, не выходящих из моды по крайней мере полвека, — пятнадцатилетние девицы с муаровыми волосами, переливчатыми, как парча, они по очереди попросили его подержать волосы, пока они поблюют на клумбу с амариллисами, и Сид задумался, какие бы у них были лица, если бы они узнали правду про звезд.
Звезды состарились — вот о чем он думал, прощаясь с тремя тошнотворными девчонками. Звезды состарились, и после бессчетного количества пластических реконструкций вопрос уже стоял не как вернуть ускользающую красоту, а как справиться с отторжением кожи. Ночь напролет в Цитадели Звезд горели фонари, как свечки на жертвенном алтаре, потому что всякая дрянь, которую они жрали, чтобы
Каждую ночь как минимум одна звезда пыталась покончить с собой.
Сид заметил согбенный силуэт того, кого искал, на другой стороне озера.
— Эту историю я еще никому не рассказывал, — сообщил Сид Каплану, протягивая стакан содовой с опиумом, за которым старейшина Дюжины послал его, пообещав за это выслушать.
Каплан поднес стакан к губам веснушчатой рукой, даже не пытаясь унять дрожь. Несколько секунд царило молчание, едва нарушаемое отзвуками дальнего застолья. Каплан тихонько цедил свою балду, а Сид разглядывал усталое лицо знаменитости, истощенное до последней крайности, парализованные ноги, блекло-голубые глаза, словно выцветшие от старости и опиума.
— Я готов вас слушать, — сказал Каплан, — но зачем грузить своими откровениями именно меня?
— А затем, — сказал Сид, — что эпилог касается непосредственно вас.
И Сид рассказал ему историю Лизы Легран и Дубины. Он сразу раскрыл карты, поганая была история, история пропащей девки, которая плохо кончила. Звали девицу Элизабет Легран. Будем звать ее Лиза. Сид познакомился с ней на крыше туманоскреба буферных кварталов в Субтексе. Башня «Дионисия». Сид знал те места. Когда-то жил там. Восемьдесят этажей дефектных экранов, использованных в качестве стройблоков. Рекламные ролики восемнадцать часов в сутки. В оставшееся время жители могли спать в свое удовольствие. Квартиры кишели насекомыми, которых ничем было не вывести, их жужжание смешивалось с громкими рекламными призывами, и через несколько недель такой жизни мысль, едва наклюнувшись, тонула в шумовых помехах. Да и сама мысль становилась помехой. Самая низкая квартплата в Городе, на девяносто процентов компенсированная рекламой.
Именно там и решил поселиться другой герой этой поганой истории, Ричард Леджет, по прозвищу Дик-Дубина. Для Дика и Лизы, как и для многих других, проблемы начались в той самой точке, где пересеклись их пути. Дубина по жизни был наркодилером. Дурь варил сам. Разбавлял экстрактом рвотного ореха — из классовой ненависти к клиентуре: все сплошь мелюзга из купольных кварталов, которых еще не пускали в супераптеку. В полицейской картотеке отмечалась также его слабость к несовершеннолетним шлюхам, которых он чаще бил, чем трахал. Лиза была несовершеннолетняя. Она курила траву.
У них была всего одна ночь, открывшая одурманенной метадоном Лизе целый потрясающий мир, где любовь и плетка довели ее до неизведанного прежде экстаза.
Как позже узнал Сид, Лиза страдала шизофренией в начальной стадии, лечением каковой ее близкие не озаботились. Она была в том возрасте, когда неразделенная любовь оказывается смыслом жизни. Дядя или сосед, пользовавшийся полным доверием, изнасиловал ее в возрасте семи лет. Она была очень милая, но совершенно не в себе.
К тому же беременная.
Три месяца в отчаянии прождав вестей от молчавшего трейсера, Лиза стала поговаривать на исповеди о том, чтобы вскрыть вены или повеситься на потолочном вентиляторе. В день финала Городского кубка Сиду пришло задание ее спасать. Он примчался к ней в квартиру: девчонка исчезла. Сид сумел обнаружить ее местонахождение.
На предпоследнем этаже «Дионисии» сквозь чью-то приоткрытую дверь доносилась кислотная вонь и грохот стрельбы по мишеням. Тело Дубины лежало посреди его холостяцкой лаборатории и изливало на палас самые разные жидкости. Трейсер со стразами был запихнут ему в рот чуть ли не до пищевода. Рядом огнетушитель в крошеве мозгов. Кровавый след вел к черной лестнице на крышу. Снизу с улицы несся вой сирен и визг шин. Из-за матча Профилактика убийств ехала дольше обычного. Сид защелкнул дверь изнутри. Поднялся на крышу.
Лиза пошатывалась на краю пропасти. Он не сразу увидел ее в тумане. Луч башни «Светлый мир» прошелся по плоскости крыши, залив туман фиолетовыми сполохами. Лиза повернула к Сиду сморщенное от айса лицо. Он сказал ей, что пришел не дать ей умереть. Она рассказала ему, что случилось. Она прикончила Дика под влиянием метамфетаминов, на которые он сам же ее и подсадил. Она пошла к нему, не собираясь делать ему ничего плохого. Ей просто хотелось еще раз увидеть его. Он ее не узнал и обозвал крезухой. Тогда собственнический инстинкт и ощущение всесилия, которое дает наркотик, соединились. Она в исступлении стала колотить своего драгоценного Дика огнетушителем по черепу и скормила ему этот трейсер, так и не прозвонивший ей ничего романтичного. А теперь он умер, и виновата в этом она, так что делайте с ней, что хотите, ей будет не больнее, чем туману, если его ткнуть ножом.
Сид смотрел на Лизу, она была тоненькая, как струйка дыма в тумане «Дионисии», и Сиду показалось, что она — часть этого тумана. Она спросила у него, куда уходят мертвые, и Сид ответил, что точно не знает, но, видимо, все в одно и то же место. И тогда Лиза прыгнула — агенты Профилактики убийств как раз вбежали на крышу и обнаружили там только Сида. И туман.
— Душераздирающе, — сказал Каплан. — А вы, оказывается, диссидент с кучей благих намерений. Все равно неясно, какое это все имеет отношение ко мне. Вы хотите разбудить мою совесть рассказом о вреде тяжелых наркотиков? Агитируете в пользу общественной организации?
— Я вам сказал, что есть эпилог, — ответил Сид. — Вы сами заговорили про совесть. Мою совесть это происшествие сильно разбередило. Лиза Легран ни на секунду не оставляла меня в покое после своего самоубийства. Она поселилась у меня в мозгу. Она заполонила мои ночные кошмары и похмельные пробуждения. Это было три месяца назад, я как раз уходил от Миры. Я перестал ночевать дома, снова начал пить по-черному. Когда бары закрывались, я хочу сказать бары, в которые ходят живые люди, я шел по улицам куда глаза глядят, чтобы максимально оттянуть момент, когда придется лечь в постель рядом с Мирой. Через раз ноги сами приносили меня в буферные кварталы. А потом как-то ночью я поднялся на крышу, где я дал умереть Лизе Легран. Я провел там час или два, ничего не делал, просто сидел в тумане. Сидел и считал, сколько раз прошел сноп света «Светлого мира». Странно, но именно там мне удалось восстановить душевное равновесие. Я стал приходить снова и снова. И только на третий раз я заметил штуковины, закрепленные сверху на высоченных шестах. Я все никак не мог понять, зачем нужны эти шесты, устремленные вверх. Куда? В небо? На них были хромированные металлические ящики, большие и тяжелые, уже явно старые. С решетками. Я не сразу понял, что это уловители.
— Ну уж и уловители, — сказал Каплан.
— О да, — сказал Сид, — именно уловители, третьего поколения, последняя попытка. Вернувшись в отель — потому что я за это время перебрался в отель, — я немного пошарил по сети. И нашел сайт с военным оборудованием, созданный еще в годы правления моего прославленного тестя. Там были схемы и даже описание функционирования, я счел, что это липа. Распечатал и вернулся на башню проверить. Все совпало на двести процентов.