Город теней

Ланг Н.

– Что делаешь? – поинтересовался Марк.

– Прощаюсь с прошлым! – ответил Вадим, удалив письмо в корзину.

В недалёком прошлом жена писала трогательные страстные записки и оставляла их в карманах брюк. Когда Вадим находил любовное послание, он чувствовал, что дорог ей. Теперь же она ограничилась электронным сообщением, полным яда.

– И кто этот несчастный? – с иронией спросил Марк.

Он редко переписывался с близкими во время командировок, полагая, что подобные мелочи отвлекают от важных вещей.

– Несчастная! – поправил его Вадим. – Моя жена.

Платонов с сожалением посмотрел на монитор, где возникло новое письмо, от которого веяло холодом одиночества.

"Развожусь с тобой" – прочитал он.

– И всё же бабы – вероломные создания, – произнёс Вадим.

– Прошла любовь. Ей, должно быть, надоело ждать тебя, не каждое сердце на это способно. Ожидание – самое сильное испытание отношений на прочность. А, может быть, она боится, что вместо тебя получит твоё безжизненное тело? – сказал Марк, сев рядом. – И что теперь?

– Здравствуй, грусть! В конце концов, готовить я умею.

Марк усмехнулся, он как никто другой был знаком с прелестями холостяцкой жизни.

– Любовь – искусство компромиссов, – всё ещё улыбаясь, изрёк Марк.

– Но, что такое компромисс? Отказ от своих убеждений! Я не намерен уступать! – побагровев, воскликнул Вадим. – Она требует, чтобы я поменял профессию, хочет, чтобы я больше не занимался съёмками военных действий.

– И ты выбрал работу, выбрал кровь, грязь и деньги вместо любви, – задумчиво нахмурив брови, заключил Марк.

– А ты бы как поступил?

– Я бы выбрал работу, – без колебаний ответил Марк. – Возможно, когда-нибудь я предпочту простое, незатейливое счастье. Но, видишь ли, я такой человек, которому, чтобы начать заново жить, нужно разрушить старую жизнь, нужно умереть и возродиться.

Вадим рассмеялся, хотя эта мысль и показалась ему странной.

– Я не столь радикален, – признался он и вернулся к электронной почте.

Покончив с последним письмом, Вадим вдруг почувствовал небывалое опустошение и облегчение одновременно, словно кто-то избавил его от ответственной миссии. Не в первый раз отношения с девушками обрывались на минорной ноте.

– Наконец-то всё прояснилось, – с горечью осознал Вадим.

Он не любил недосказанности и тонких намеков, ценил людей за откровенность.

– Пора ужинать, – тихо напомнил Марк.

Они спустились в столовую, где находились только хозяин – коренастый ливиец, увешанный оружием, и повар.

– Что на ужин? – дружелюбно спросил Ланской по-английски.

Хозяин гостиницы и одновременно администратор широко улыбнулся, сверкнув золотым зубом. Он провёл их на кухню, где в спокойные времена трудилось множество поваров, а ныне остался лишь один подмастерье. Хмуро глянув на них, повар выложил эришту на плоское блюдо и поставил на старый поднос.

В воздухе витал пряный запах восточных приправ, которыми испокон веков любили сдабривать блюда местные кулинары. Пожалуй, кухня оставалась единственным местом, куда революция не добралась, хотя перемены в меню стали уже заметны. На столе Марк увидел наполовину полную бутылку джина Бифитер.

– Разве в Ливии отменили сухой закон? – удивился Вадим.

– Нет, что вы, – ответил хозяин отеля.

Подмастерье что-то сказал по-арабски, Вадим и Марк недоуменно переглянулись.

– Он сказал, что вы можете забрать выпивку, если хотите, разумеется, – перевёл хозяин отеля, – также мы накормим вас вкуснейшими блюдами ливийской кухни. Нигде в Триполи вы не найдете места, где бы подавали такую великолепную эришту.

– Можно? – Марк указал на бутылку.

Повар угрюмо кивнул. Он, похоже, не был расположен к общению.

– Что с ним стряслось? – поинтересовался Вадим у хозяина отеля.

– У него вчера мать убили повстанцы, – объяснил ливиец.

Повисло напряженное молчание. Такова была правда в Ливии: знать, что тебя могут убить, но гораздо страшнее, когда погибает любимый человек.

– Он потерял мать и теперь, знаком с войной очень близко, – сказал хозяин гостиницы.

Постояльцы согласились с ним. С подносами они вернулись на террасу и не спеша, приступили к ужину, глядя на мятежный Триполи. И вечерами город не умолкал, казалось, демоны пожирали повстанцев изнутри.

Солнце уже зашло за горизонт, окрасив небо пурпуром. Ближе к ночи воздух становился свежим, дневная жара отступала. Гостиница построена на небольшом холме, откуда открывалась красивая панорама города, раскинувшегося на берегу Средиземного моря. Неподалёку на Зелёной площади возвышалась Триумфальная арка Марка Аврелия – одно из старинных сооружений, украшавших столицу.

Коллеги по обыкновению обсуждали рабочие будни, сходились во мнении, что во время революций острее ощущается жизнь. В подобных обстоятельствах раскрывается человеческий характер, все его грани – от невероятной низости до благородного героизма.

Марк принёс свой ноутбук и отбирал лучшие фотоснимки. Обычно он оставлял несколько самых удачных и незамедлительно отправлял их в редакцию, где ждали его материалы.

– Я никогда не бываю доволен своей работой! – признался Марк, удаляя хорошие снимки. – Если я сделал, что-то не плохое, то мне мгновенно хочется сделать лучше.

– Просто ты всегда стремишься к совершенству, ищешь идеал, – заметил Вадим, который и сам нередко страдал от приступов перфекционизма.

Они продолжили ужин. Вадим съел мафрум – котлету из картофеля с мясом и эришту – лапшу с бараниной и нутом. Марку нравился салат табуле, приготовленный из рубленой пшеницы и кускуса с добавлением петрушки. Он уже начал привыкать к приторному вкусу ливийской кухни, хотя иногда им овладевала ностальгия по борщу и вкусным домашним пирогам. Асиду, как принято в Ливии, Марк ел руками, обмакивая в мед. Эту трапезу многие ливийцы почли бы за счастье.

Покончив с ужином, Ланской вернулся к отбору фотографий, а Вадим сосредоточенно вглядывался вдаль, мысли были полны грусти. Что-то смутное и необъяснимое тревожило его. Марк внимательно присматривался к каждому фото, чтобы не пропустить ни одной детали, некоторые снимки кадрировал, добавлял яркости и контраста.

– Почему ты редко пишешь? – спросил Вадим, допивая остывший чай.

Он читал репортажи коллеги из предыдущих командировок и нашёл их великолепными. Странно, что столь талантливый журналист выпускает лишь по одному репортажу в год.