Город туманов
Шрифт:
Заметив, что Немченс держит в руке туфельку, мамаша Тиббс выхватила ее у него и ласково погладила, как подраненную голубку.
— Танцуя, танцуя, танцуя… — пробормотала она, — танцуя весь день и всю ночь! Как трудно плясать во сне!
Гневно фыркнув, Немченс в очередной раз понял, что толку от мамаши Тиббс не добьешься, и нечего попусту тратить время.
И он вновь отправился в обход по дому, на сей раз в поисках плодов, привезенных из страны Фейри.
Плодов он не обнаружил, однако нашел пустые мешки с пятнами плодового сока, имевшими весьма странные цвета, которых капитану прежде не приходилось видеть.
Чудовищная весть об исчезновении Цветочков Кисл пронеслась по Луду, как лесной пожар. Все
Честь поимки этой особы досталась Эндимиону Леру. Он доставил ее, рыдающую и стенающую, в караулку йоменов. И сказал, что обнаружил ее бродящей в полубезумном состоянии по причалам, где мисс Примула явно надеялась найти спасение на одном из отплывающих из города кораблей. Сама она утверждала, что даже не представляет, что именно могло приключиться с ее ученицами и что обнаружила их исчезновение только утром, когда проснулась.
Она также категорически отрицала, что кормила их плодами страны Фейри. В этом Эндимион Лер поддержал ее. Контрабандисты, заявил он, изобретательны и хитры и вполне могли поместить мерзкие плоды в партию невинных фиг и винограда.
— Ну, а в каждой школьнице четверть мальчишки смешана с тремя четвертями птички, — добавил он сухим смешком, — им не привыкать совершать налеты на сады… а раз поблизости нет сада, что ж, тогда можно слазить на чердак, где хранят яблоки. Ну, а если яблоки оказались не яблоками, то кого можно в этом винить?!
Тем не менее мисс Примулу заперли в Ратуше, в той из комнат, которую держали наготове для преступников из верхов общества по обвинению в получении контрабандных товаров в виде пряденого шелка — такова была единственная статья, по которой, благодаря слепоте закона, мисс Примулу можно было судить.
Тем временем оба йомена, разыскивавшие по всей стране Луноцвету Джимолост, вернулись с сообщением о том, что настигли девушку у подножия Спорных гор, и в последний раз видели, как она, словно коза, перепрыгивала с камня на камень, взбираясь по склону. Дальше они не решились ее преследовать. Ни один доримарит не решился бы.
Пару дней спустя с аналогичными новостями вернулись йомены, отправленные на розыски остальных Цветочков Кисл. По всей Западной дороге ходили слухи о стайке меланхоличных девиц, пропорхнувших мимо под звуки печальных и дикарских напевов. В конце концов йомены натолкнулись на пастуха, который видел, как они, следуя примеру Луноцветы, исчезали среди отрогов ужасных гор.
Погоня закончилась. Цветочки Кисл теперь, вне сомнения, сгинули в трясинах Эльфова перехода или в стране Фейри.
Скорбные дни наступили в Луде — в домах состоятельных горожан окна были закрыты ставнями, танцевальные залы и прочие увеселительные места прекратили свою деятельность, прохожие обменивались печальными взглядами, и, словно сочувствуя людям, попавшим в беду, дни стали короче, деревья пожелтели и роняли листву.
Эндимион Лер теперь пользовался большим спросом, особенно в тех домах, которые прежде были перед ним закрыты. Теперь-то он сновал между ними весь день, увещевая, утешая, советуя. И, судя по его словам, создавалось впечатление, что во всех бедах так или иначе виноват господин Натаниэль Шантеклер.
И можно не сомневаться, что в те дни не было в Луде менее популярного человека, чем господин Натаниэль.
В Сенате его коллеги ограничивались неодобрительными взглядами; на Высокой улице вслед ему неслись угрозы и проклятия; а однажды, обогнув угол улицы, он наткнулся на театр марионеток и обнаружил, что собственной персоной попал в главные злодеи пьесы. Ибо когда в кульминационный
— Вот тебе, Нат Петушок, раз в глаз — за твои маленькие буханки, вот тебе в другой глаз — за кислое вино… а вот еще и в нос — за то, что слишком любишь габлоки и яруши.
Тут кукольник, изменив голос, спросил:
— Но послушайте, сэр, что такое габлоки и яруши?
— Спрашивайте у Ната Петушка, и он скажет вам, что это яблоки и груши, только привезенные из-за гор!
Но самым существенным оказалось то, что впервые за все время, которое господин Натаниэль являлся главой семейства, Эбенеезер Прим не явился собственной персоной в его дом, чтобы завести часы. Эбенеезера считали в городе воплощением достоинства и респектабельности, и в Луде пошучивали, что никто не может быть уверен в том, что достиг высокого общественного положения до тех пор, пока сам он не явится в дом заводить часы, а не пришлет вместо себя кого-нибудь из учеников. Впрочем, присланный им к господину Натаниэлю подмастерье выглядел почти столь же респектабельно, как и его хозяин. Голову его прикрывал аккуратный черный парик, на лице застыло предельно ханжеское выражение, а уголки рта были опущены вниз, как на циферблате часов в мастерской его хозяина, когда показывают 7.25.
Весьма респектабельный молодой человек, безусловно, был в курсе всех сомнительных слухов, ходивших о доме Шантеклеров, ибо он с таким ужасом взирал на дурацкую круглую, как луна, физиономию еще дедушкиных часов господина Натаниэля с их вращающимися стрелками, так осторожно открывал их изготовленный из красного дерева корпус, а подрегулировав маятник, с таким омерзением вытирал свои пальцы карманным платком, словно невинный часовой механизм являлся фамилиаром [5] беззаконного мэра, мерзким гоблином в обличье помойного кота, с мурлыканьем облизывающего усы после непристойной пирушки в мусорной куче.
5
Зверь, который прислуживает колдуну или ведьме.
Однако господин Натаниэль с безразличием относился к таким проявлениям непопулярности. Когда умственные страдания достигают определенной силы, они превращаются отчасти и в успокоительное средство в отношении прочих предметов.
Как только известие о побеге Цветочков Кисл достигло его слуха, он едва не потерял голову. Факты превратились в реальность.
И впервые за всю его жизнь тайные и неопределенные опасения в его душе начали обретать плоть, находить истинный фокус. И фокусом этим являлся Ранульф.
Он хотел бросить на волю волн свои муниципальные обязанности и помчаться на ферму. Но что это ему даст? Он только сыграет на руку врагам, и у них появятся основания поверить в истинность всего, что о нем говорили.
Безумием было бы и привезти Ранульфа в Луд. Бесспорно, для мальчика в эти дни во всем Доримаре не было места, более неподходящего, чем этот город, запятнавший себя употреблением плодов фейри. Господин Натаниэль ощущал себя крысой, попавшей в ловушку.
Поскольку от самого Ранульфа продолжали приходить бодрые письма, которые подтверждались благоприятными сообщениями Люка Хэмпена, владевшая им паника постепенно превратилась в полный покорности судьбе летаргический кошмар, который как бы освобождал его от необходимости предпринимать какие-либо действия. Будущее, казалось, превратилось в некую клейкую патоку, залившую собой и все настоящее, так что, к чему бы он ни прикоснулся, пальцы его становились слишком липкими, чтобы ими можно было пользоваться.