Город украденных улиц
Шрифт:
Архитектурная лихорадка немного остыла, когда Натэлла сообщила Темирханову, что беременна. Вот тут Рустем на время утратил интерес к хищениям, сосредоточившись на заботах о жене, которая, кстати говоря, тоже верила в версию о копиях.
Пока мэр с энтузиазмом погружался в семейный быт, Чернышов, взяв в подручные Шартобраса, продолжил сражаться с мельницами архитектурного уныния. В то время никаких экскурсий в городе еще не велось, потому что знаменитого Бюро не было и в помине: его бессменная начальница, дочь Темирханова, едва-едва появилась на свет.
Натэлле
Главный подарок – развалины храма Эола, чьи последние детали были транспортированы в минувшую среду из Афин, – уже поджидал роженицу возле загородного дома. Храм стал первой греческой постройкой в Семизвонске – Темирханов, уставший от готики, склонил свой слух к просьбам супруги соорудить уже что-нибудь в античном вкусе.
Двое друзей почли за честь удовлетворить каприз молодой матери и всего за несколько месяцев буквально по камешку перетащили развалины.
Натэлла, счастливая и быстро оправившаяся после родов, возилась с малышкой, окруженная бледно-голубой нежностью тысяч веточек незабудок, выращенных специально к этому случаю в городской оранжерее.
Поначалу родители пребывали в эйфории, утопив младенца в ласке и антикварных кружевах, но уже через пару недель принялись крепко вздорить из-за имени – супруги не сомневались, что оно должно быть античным, но прийти к какому-то единому мнению долгое время не удавалось.
Сперва им приглянулось имя Орифия, потом почему-то оба метнулись в сторону Иокасты; затем, отринув эти прозвания, они надолго застряли между Энаретой и Поликсеной.
– Аэдона или Аэропа, – настаивала мать младенца добрых две недели, отец же сдерживал натиск начальных гласных Деянирой и Литеей.
Когда из-за буквенного раздора дело уже шло к разводу, супруги еще раз перетрясли справочник по мифологии и вдруг наткнулись на имя «Альциона», которое почему-то пропустили.
Оно устроило обоих; на том и порешили. Так безымянное дитя было увенчано, словно тиарой, гармоничным сплетением звуков.
Чернышов прислал девочке в подарок ручное зеркало мадам Помпадур, купленное во Франции пару лет назад. Вещица была интересна тем, что время от времени в ней появлялось отражение прежней владелицы. Натэлла довольно долго развлекалась этим зеркалом, часами подкарауливая Жанну де Пуассон. Когда лицо знаменитой фаворитки, заключенное в оправу из серебряных цветов с бриллиантовой росой и агатами, яркими, будто зрачок ангела, отражалось в зеркале, мать показывала его младенцу. Ребенка приводили в восторг парики и шляпки француженки.
– Лучшим окном в минувшее была наша крыша, – заметил с тоской Темирханов, глядя, как дочка заливается беззубым смехом над ужимками мадам Помпадур, сооружавшей на лице целый архипелаг из бархатных мушек разных размеров и оттенков.
Альциона, выписывая ножками кренделя, лежала на подушке, принадлежавшей некогда королю Филиппу Красивому, – шитье отреставрировали, и золотые лилии на синем
Девочка росла, окруженная удивительными вещами – игрушками из Древнего Египта и Помпей, павлиньими опахалами из Раджастана, мебелью в стиле рококо и средневековыми гобеленами. Однако самой любимой забавой для нее стали макеты домов и зданий, – ровно тысяча миниатюрных копий архитектурных шедевров со всей планеты. Альциона носила их в карманах и в школьной сумке, время от времени вытаскивая и любуясь попеременно то замком Химёдзи, то медресе Улугбека, то монастырями в романском стиле. Она завтракала, расставляя на столе шедевры Гауди, а засыпала, глядя на гробницу Цецилии Метеллы, что была не больше ладони.
В саду, в тени кустов шиповника девочка прятала тибетские храмы, а с египетскими обелисками играла в песочнице, воображая, что это миниатюрный Мемфис.
В большом искусственном водоеме, воду для которого доставили из озера Светлояр, Рустем соорудил макет Греческого архипелага, и Альциону возили на миниатюрной триере промеж островов, слегка колышущихся на деревянных платформах, удерживаемых на месте якорями.
Отец из кожи вон лез для нее, желая сделать детство дочери счастливым.
В восемь лет Альциона уже не путала пламенеющую готику с перпендикулярной и этим приводила родителя в восторг. Именно для нее он расширял и без конца украшал загородную резиденцию, наполняя ее разными диковинами – версальскими фонтанам, индийскими идолами и даже рельефами из древней Хаттусы.
Внутри особняка можно было обнаружить мебель из чешских замков, римские мозаики с изображением огрызков яблок и рыбьих скелетов, окна из флорентийских дворцов и странную корявую лестницу, собранную из ступенек, явно позаимствованных в самых разных местах. Много позже, когда Натэлла уже знала, что город битком набит оригиналами, а вовсе не копиями, вдруг выяснилось, что несколько ступенек таинственной лестницы были привезены из Боголюбово, – именно на них убили Андрея Боголюбского почти тысячу лет назад.
Супруга мэра и так недолюбливала неудобную лестницу; узнав, что, вдобавок ко всему, эти ступени некогда обагрила человеческая кровь, она ужасно разозлилась и закатила грандиозный скандал. В сердцах женщина расколотила супницу эпохи Наполеона Третьего, выразив тем самым свой протест; однако этим пришлось ограничиться – она понимала, что муж уже прочно увяз в злодеяниях и слушать ее не желает.
Однажды Альциона взялась написать школьный проект по древнерусской архитектуре, но не смогла найти достаточно материала в скудной местной библиотеке; тогда ее отец, не долго думая, транспортировал в город пару храмов пятнадцатого века из Пскова, чтобы помочь ей подготовить задание как следует. (Темпы хищений, кстати говоря, становились все молниеносней: иногда новое здание появлялось в городе за какой-нибудь месяц. Строители шептались, что за ночь камни сами собой складываются в стены.)