Город в конце времён
Шрифт:
— Ты вернулся, — сказала она. — Как чудесно. Ты меня помнишь?
— Я… не… нет, — произнес он, отлично сознавая, что они оба говорят не на английском или любом ином языке, который ему доводилось слышать ранее.
— Что ты помнишь?
Он уставился на вогнутый потолок. Крупные крылатые насекомые — побольше ладони — ползали или просто сидели, поблескивая черными цилиндриками туловищ. У каждого на спине по букве или символу. Двигались они как бы в ногу, словно желая сформировать шеренги — и тем самым составить слова. Прочесть их он не мог. И все же обстановка вокруг была реальной —
— Получается, я не сплю? — спросил он.
— Не думаю. Во всяком случае, не с этой стороны. Не у нас.
— И давно я?..
— Тебя била дрожь, но недолго, меньше, чем… — Тут она употребила слово, которое он не смог ухватить и задержать, а потому оно упорхнуло.
— Где я?
— Не хочу показаться грубой, но у нас принят протокол. Мы сами его придумали. Твой телопарник немножко… э-э… — Очередное слово, явно насмешливое. — Он оставил послание… мне, правда, пришлось его слегка подправить. Чтобы ты разобрался, куда попал и чего нельзя делать.
Он никак не мог повернуть голову, поэтому она поднесла поближе квадратный кусок черного полотна, испещренный красно-желтыми, сверкающими письменами — трясоткань.
— Ничего не разберу, — сказал он.
— Я тебе прочитаю.
— Меня зовут… — Но он уже позабыл, кто он такой и где был раньше… до того как… Он попытался было встать, в теле тут же возникло покалывание, и он упал обратно.
Она ущипнула свое ухо, затем коснулась носа, выказывая сочувствие. А может, это означало улыбку.
— Это ничего. Давай для начала попробуем вот что. Похоже, ты появляешься здесь из эпохи, очень далеко отстоящей от нас. Если ты реален, а не просто один из фокусов Высоканов, то тебе надо знать кое-какие факты.
Она перевернула квадрат и зачитала сверкающие слова:
«Приветствую тебя, полярная противоположность! В последнее время мне что-то не везет, и, полагаю, ты этому виновник. Рассказывать особенно нечего, ты и сам все видишь. Я — член древнего племени, бедноватый, но предприимчивый. Если ты пришел из ближайшего будущего, не оставляй свидетельств о том, что пае ждет; я предпочитаю неведение. Если ты из прошлого, скажу лишь одно: часы перестали показывать время. Впрочем, жизнь у нас вполне счастливая — когда ведешь себя смирно. Ярусы умеют жестоко наказывать. Если ты из ближайшего прошлого и хочешь немного побродить и осмотреться, тогда заботься о моем теле — только смотри у меня, не вздумай флиртовать с хорошенькими сияниями! (При этих словах самочка фыркнула и ее лицо пошло морщинками и ямками.) Если хочешь, развлекайся на лугу, мы там драки устраиваем».
— Ну уж нет, — добавила самочка, остро взглянув на него. Помолчав, она продолжила:
«С момента твоего последнего появления случились кое-какие перемены. Мы отправляемся в поход. Вот и все, что я знаю. Хотя надеюсь, что узнаю больше».
Самочка с надеждой вскинула глаза.
— Грамотей… Понаписал, что мог… Ну как, что-нибудь прояснилось? Мы бы очень хотели, чтобы ты рассказал нам все-все-все… сколько можешь… что угодно…
Ее явно беспокоила возможная реакция на это послание, уже сейчас терявшееся среди вихря мыслей.
Я ее видел раньше. Но это «раньше»… оно было до — или после — этого? Цепочка не складывается. Вспоминай же, Мнемозина!
— Я запутался, — с трудом выдавил он сквозь немеющие губы. — Если я останусь здесь… пусть ненадолго — придется многое освоить. Ты меня научишь?
— С восторгом и удовольствием, — ответила самочка. — Хотя ты редко остаешься надолго… А ты из будущего или прошлого?
— Не знаю… Это… это и есть Кальпа?
— Да! Да! — восторженно воскликнула она. — Ярусы находятся в Кальпе, на дне, мне кажется. Мы тут очень бедные. Так ты вспомнил!
— Только отрывочно… Тебя помню.
— Мы никогда не встречались… то есть, я хочу сказать, до сегодня, — заметила она, нахмурив славный лобик. — Зато Джебрасси о тебе рассказывал… немножко.
— Как тебя зовут? Постой-ка… Тиадба? Я не ошибся?
Радость ее была искренней, однако с оттенком удивления.
— Это он тебе сказал? А как твое имя?
— Не знаю… Получается, я отправляюсь сюда, когда блуждаю?
— Да-да, сюда. К нам. Но откуда ты?
— Не помню. Все перепуталось…
Тиадба забеспокоилась. Это он отчетливо видел, хотя способ, которым на ее лице появлялись выражения, двигались щеки, подбородок, губные мышцы — все это было странным… Странным и милым. У нее такие крохотные ушки, а глаза огромные, почти как… как…
Очередное потерянное слово.
Он с прищуром взглянул на потолок. Кажется, еще немножко, и он прочитает текст, которым выстраивались буквожуки. Подумать только, бытовые насекомые, самостоятельно составляющие слова…
— А что они делают?
Он приподнялся на локоть, желая встать. Слишком быстро, слишком энергично. Глаза потеряли фокус, и все кругом поплыло, раздались хлопки, словно начали закрываться ставни. Он не хотел уходить, нет, не сейчас, когда он стоял на краю нового знания, рядом с этой замечательной самочкой, готовой помочь… Он так долго был одинок!
Перестали слушаться руки.
— Я падаю… Удержи меня, — сказал он, сердясь на неуклюжие, неповоротливые губы.
— Пробуй бороться, пробуй сильнее!
Тиадба схватила его за кисти рук, затем за локти, подтянула к себе. Она оказалась на удивление сильной. Увы, все чувства словно выливались из головы, из тела, конечностей… Последнее, что он увидел — ее лицо, ее глаза — карие — плоский, выразительный нос…
Сознание Джека расплющилось до неясного пятна, что-то жужжащее завертелось, щелкнуло — пятно выросло — головокружение претворилось в зайчики света — и он вернулся.
Помаргивая, он тупо пялился на рыбок, плававших в аквариуме, сквозь вату в ушах доносился гул включенной отопительной системы. Джек попытался удержать в себе то, что пережил — особенно ее лицо, лицо самочки, и еще буквожуки, на редкость необычная идея — забавная даже — но к тому времени, когда он понял, где находится, все выскользнуло прочь, подарив лишь чувство паники. Кто-то находился в опасности.