Город за рекой
Шрифт:
Еще поколение назад, разъяснял мастер, потирая при этом свой нос, на процесс обработки сырой массы до получения готовых кирпичей затрачивалось тридцать два рабочих часа. Теперь на это уходит всего лишь восемь часов с небольшим, и можно не сомневаться, что и этот срок в результате совершенствования процесса сократится — без снижения при этом качества продукции. Напротив, недавно удалось повысить степень прочности кирпича на десять с лишним процентов. С другой стороны, постоянное повышение качества поставляемого сырья ставит перед руководством фабрики новые задачи.
Хронист присутствовал при
— Механика хорошо отработана, — сказал мастер с ухмылкой. — А похоже на прирожденное свойство, даже не подумаешь, что большинство уже при поступлении сюда переучивается. И все же оно так. Я сам работал раньше на пивоваренном заводе.
Ни у одной из женщин, закончивших смену, не было и тени радости на лице. Вид у всех был изможденный, руки натружены. Их сменщицы молча, без приветствия включились в процесс. Они отчасти походили на неодушевленные предметы, в особенности их руки, которые двигались механически жестко, как независимые от них автоматы. И все же в телодвижениях, в изгибах шей, в движении ног еще угадывалась смутно застенчивая грация.
Хронист заговорил с одной из женщин, закончившей смену, о ее работе. Та округлила глаза и, помедлив, сказала:
— Нездешняя. Не понимаю.
Когда он подошел к другой кучке женщин, те боязливо разбежались.
— Наша очередь не подошла, — крикнула одна на бегу, — дайте нам еще раз увидеть восход солнца!
Роберт, думая об Анне, которую миновала подобная участь рассеянно слушал мастера; тот рассказывал, то уже разрабатывается технология изготовления разноцветного кирпича, метод, дескать, уже опробуется в лабораториях. Это новшество, разумеется, повлечет за собой решительные изменения в организации процесса.
Тем временем они вошли в складское помещение готовой продукции, откуда уложенный блоками кирпич переправлялся по лентам транспортеров в транспортный цех, здесь квалифицированные рабочие осматривали каждый кубик кирпича, проверяя качество. Недоброкачественные кирпичи отбирались и в зависимости от вида брака причислялись к партии второго или третьего сорта.
— А кто же, — поинтересовался хронист, подбрасывая на ладони шлифованный кубик, — приобретет эту громадную кучу продукции? Это куда-нибудь экспортируется? На строительство чего она идет?
— Я человек маленький, — сказал простодушно мастер, — и не осведомлен о назначении и цели этого предприятия. Во все времена из этого возводились пирамиды, но, может быть, это сказка.
— Сегодня это совершенно немыслимо, — возразил Роберт.
— На должности, подобной моей, — заметил мастер производства, — не подобает иметь собственное суждение.
— Вы женаты? — полюбопытствовал Роберт.
— Был женат, — сказал мастер, потирая нос. — И раньше думал, что еще встречусь с ней, но так больше и не увидел ее. Говорят, — прибавил он тихо, — говорят, она тоже работала здесь какое-то время. Но разве можно что узнать.
Он вытащил из кармана куртки потрепанный бумажник, достал из него карточку и протянул Роберту.
— Да, — кивнул Роберт.
— Вообще
— Только хорошенько храните, — сказал Роберт.
По лентам транспортеров непрерывно ползли сложенные блоками каменные кубики в штольни транспортного цеха. Было семнадцать больших цехов.
Хронист поблагодарил мастера производства за все разъяснения и пожелал ему всего доброго. Он все еще видел перед собой образы отбывающих трудовую повинность людей, когда карлик привел его к старому залу для приемов, который находился на некотором отдалении от нового фабричного комплекса. Бесперебойно функционирующая образцово отлаженная фабрика произвела на него удручающее впечатление. Он чувствовал себя опустошенным. Карлик указал ему на обветшалую дверь и исчез в щели стены, как крыса.
12
Не очень обширное помещение, именуемое старым залом для приемов, имело запущенный вид. Наземное строение, которому когда-то принадлежало это подвальное помещение, обрушилось, и на его месте теперь был пустырь. Сверху сквозь проломы в обвалившейся крыше струился потоками свет, и к нему упрямо тянулись стебли бурьяна, буйно разросшегося в кучах щебня. На вьющихся растениях были желтые цветки. Несмотря на свежий воздух, поступавший снаружи, внизу у пола ощущалась сырость, к которой примешивался тепловатый прелый запах.
Катель сидел посреди пустынного помещения на потрескавшейся каменной глыбе, уперев локти в колени и обхватив ладонями голову. Он уныло взглянул на вошедшего Роберта.
— Вот, — сказал художник, — уместно процитировать античного поэта, стих Горация, например, или кого-нибудь еще из древних: "И спят руины, пугая своей тишиной". Что-нибудь в этом роде, наверняка уже когда-нибудь и кем-нибудь говорилось. — Он умолк.
— У меня такое чувство, — сказал Роберт, ища глазами, куда бы присесть, — как будто все, что я пережил здесь под землей, было бесконечным повторением.
Катель усмехнулся.
— Жизнь, — помедлив, сказал он, — есть цепь повторений. Мы это забываем, и потому каждому из нас мир представляется неповторимым, единственным в своем роде, и любое событие — всякий раз новым. — Художник вскочил с места. — Но что с тобой, Линдхоф?
Роберт, зажимая рукой сердце и тяжело дыша, опустился на камень. Слабым голосом он попросил художника, который встревоженно смотрел на него, не придавать значения его минутной слабости. Он, мол, время от времени испытывает, с тех пор как находится в этом городе, жжение и стеснение в груди.
— Это пройдет, — сказал он, вытаскивая из кармана пиджака несколько булочек. — На сей раз это, может быть, только голод, — предположил он.
Он пригласил Кателя перекусить вместе с ним, но тот, поблагодарив, отказался. Художник снова обратился к фрескам на каменных стенах зала. Расплывшиеся во многих местах коричневые пятна сырости позволяли только догадываться о тонах красок и рисунке; отдельные куски давали целостное представление о древней настенной живописи.
— Скажи о своем впечатлении, — попросил архивариус, который вертелся на своем обломке камня, осматривая стены.