Город Змей
Шрифт:
— А мистер Кларк сейчас дома? — спрашиваю я, и мои пальцы застывают на ручке ножа, прикрепленного к поясу.
— Должен быть. Он нечасто выходит на улицу. Старый одинокий человек. Вы первый, кто пришел к нему за все эти годы, что он живет здесь.
— И последний, — бормочу я про себя, чтобы Дженнифер не услышала. — Не могли бы вы оказать мне услугу и погулять с вашими подопечными до вечера? Мне бы хотелось побыть с Уильямом наедине. Нам надо о многом поговорить.
— Наверное, смогу, — говорит она нерешительно. — Мне не хотелось бы нарушать их распорядок дня, но, думаю, один
— Огромное спасибо.
Не знаю, что она станет делать, когда по возвращении домой найдет мозги своего друга разбрызганными по стенам, но мне, честно говоря, все равно. Мне нравится Дженнифер, но уничтожение Билла Кейси имеет приоритет над всем остальным.
Я жду, пока она сгоняет гарпий в машину и уезжает, потом толкаю скрипучую дверь и вхожу внутрь. В одной руке у меня экземпляр «Сердца тьмы», в другой — нож. В доме тускло горит лампочка и пахнет кровью и потом. Я исследую комнаты на первом этаже, бесшумно проскальзывая из одной в другую. Дверные рамы не имеют дверей. В самой большой комнате стоят три кровати, сдвинутые друг к другу. Еще одна комната завалена простынями, подушками, полотенцами и тому подобным барахлом. Во всех имеются перегруженные книгами полки.
— Дженнифер? — раздается дребезжащий голос сверху.
При звуках этого голоса, который я узнаю сразу, пальцы застывают на рукоятке ножа. Остановившись у подножия лестницы, я жду, пока он спустится вниз. Мое сердце готово выскочить из груди. Я стараюсь успокоиться. Надо быть таким же спокойным, каким был Билл, когда десять лет назад встретил меня и взял на себя ответственность за поступок, разрушивший мне жизнь.
— Дженнифер? — спрашивает он снова. Долгая пауза, потом шаги, медленные шаги вниз по скрипящим ступенькам. — У меня нет ничего ценного, я не вооружен. Берите что хотите, я даже могу… — Он умолкает, достигнув подножия лестницы, и старается рассмотреть меня сквозь полумрак. — Кто здесь? — шепчет он.
Я делаю шаг вперед. Он видит меня и отступает, глаза его расширяются, он прижимает ладонь к сморщенному рту. Он сильно похудел с тех пор, как мы виделись в последний раз, и сгорбился от времени. Нечесаные волосы стали седыми. Он выглядит больным.
— Здравствуй, Билл, — говорю я и делаю еще несколько шагов, пока он, отступая, не прижимается к стене. Я стискиваю его запястья. — Помнишь меня?
— Змеи! — хрипло выкрикивает он, и в глазах его появляется влага, когда он с ужасом смотрит на мои татуировки. — Пожалуйста… не надо… только не змеи… пожалуйста…
— Забудь о змеях, — говорю я, — забудь о лысой голове. Забудь о… — Я снимаю зеленые контактные линзы. — О глазах. Посмотри на меня внимательно. Узнаешь?
Старик постепенно перестает дрожать. Его слезы высыхают.
— Конечно, — вздыхает он. — Все эти десять лет я ждал тебя. Как поживаешь, Эл?
Я отступаю, возмущенный его дружеским тоном:
— Не называй меня Эл, ты, мешок дерьма! Может, ты не помнишь, что сделал со мной?
Его улыбка гаснет.
— Все было не так. Прости, я забыл, что я твой враг и ты пришел убить меня. В моем возрасте сильно ухудшается память. Ты прав, мне некого винить, кроме себя. Можешь разделаться со мной прямо сейчас, если хочешь. —
Нож трясется у меня в руке от дикого желания немедленно пролить его кровь. Но еще слишком рано. Я должен выслушать то, что он скажет в свою защиту. Я должен заставить его говорить, заставить кричать от боли.
— Похоже, ты не удивлен моему приходу, — хмыкаю я, опуская нож.
— Все эти десять лет я ждал, — повторяет он, — я знал, что рано или поздно ты найдешь меня. Я никогда не боялся смерти, потому что чувствовал — она не придет, пока мы с тобой во всем не разберемся. Если бы ты не появился, я прожил бы еще сто лет, ожидая тебя.
— Открой глаза, — рычу я, — я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда будешь умирать.
— Как пожелаешь.
Его веки поднимаются, и глаза останавливаются на пальце, который висит у меня на шее. Его левая рука дергается. Он внимательно разглядывает мои татуировки, бритый череп и мрачнеет:
— Я слышал про этот костюм. Не могу сказать, что я в восторге. Он не идет тебе, Эл. Зачем ты устроил маскарад и назвался этим ужасным именем?
— Ты знаешь, кто такой Паукар Вами?
— Он был киллером. Никогда не мог разобраться, был ли он реальным человеком или призраком. Почему ты решил стать его подобием?
У меня перехватывает дыхание. Он не помнит! Я всегда боялся этого — того, что он забудет причину, по которой разрушил мою жизнь. Я подготовился к этой возможности, но она все равно вызывает шок. Мне хочется схватить его за шею и вытрясти правду, но это было бы пустой тратой времени. Люди, которые не помнят Аюмарканов, вряд ли вообще в состоянии что-то вспомнить. Но есть другие пути добиться желаемого. Только надо быть хитрым.
— Что там наверху? — спрашиваю я.
— Мои апартаменты. Леди размещаются внизу. Я не разрешаю никому подниматься наверх — даже Дженнифер, когда я болен и не могу встать с постели. — Он застенчиво улыбается. — Но тебе я разрешу, Эл.
— Показывай дорогу. — Я начинаю подниматься по ступенькам вслед за Биллом, прижав нож к боку и готовый немедленно прикончить его, если он сделает хоть один неверный шаг.
Поднявшись наверх, я останавливаюсь и смотрю на стены, кричаще разрисованные изображениями змей всех видов, цветов и длины. Некоторые тщательно прорисованы, другие напоминают детские загогулины.
— Мои чешуйчатые друзья. — Билл сдавленно хмыкает и подходит к стене, чтобы погладить кольца длинного боа конкристора.
— Это ты их нарисовал? — спрашиваю я.
— Да, так я провожу время. Я бы сошел с ума, если бы не имел хобби. Я белил стены три или четыре раза. Сначала у меня получались какие-то каракули. Вероятно, это нездоровое увлечение — я беру образы из своих ночных кошмаров, — но оно дает мне ощущение занятости. И помогает не сойти с ума. — Он смеется, увидев мое выражение лица. — Знаю, о чем ты думаешь: тот, кто рисует змей дни напролет, не может не быть ненормальным. Это, конечно, так. Но имеются разные грани безумия. Я, например, всего лишь кричу и буйствую, иногда занимаюсь членовредительством. Этот вид сумасшествия распространен повсеместно.