Город Золотого Петушка
Шрифт:
Вокруг расположились пассажиры. Одни из них сидят с привычной покорностью людей, знающих, что пассажир уже не принадлежит себе, — он пойдет, когда ему скажут, и остановится, когда скажут. Другие — как на иголках, видно, здесь им все в новинку, как и Игорю: они то принимаются ходить по залу, надоедливо маяча в глазах, то с каким-то отчаянным видом садятся на диваны и вновь вскакивают с них, чтобы опять ходить, и опять сесть, и опять вскочить; они то и дело глядят то на свои часы, то на большие аэропортовские, что висят в зале, показывая какое-то странное время — их стрелки далеко позади стрелок на отцовских
По залу проходят люди в синей форме, с крылышками на фуражках и на рукавах. Они, видно, здесь не пассажиры, а хозяева.
— Мама, это летчики?
— Да, летчики! Отстань! Посиди немного спокойно, не вертись!..
Зычный голос раздается из репродуктора:
«Граждане пассажиры! Внимание! Производится посадка на самолет, следующий рейсом по маршруту до Магадана! Пассажиров просят пройти к выходу!»
— Мама, это нам?
— Нет, это не нам.
Группа людей скапливается у выхода. Человек в синей форме проверяет у них билеты по фамилиям. Кого-то в группе не хватает. И опять ненормальный голос орет на весь вокзал:
«Товарищ Иванов, следующий до Магадана! Вас просят подойти к выходу для посадки на самолет. Повторяю: товарищ Иванов, следующий до Магадана…»
Игорь с удивлением обнаруживает, что их чемоданы куда-то исчезли, кроме тех авосек, которые так портят настроение папе Диме. Они в руках у мамы, а все остальное пропало. A-а! Вот они едут на смешной тележке, которой управляет человек в синей форме с крылышками.
…Глухой гул доносится снаружи то сильнее, то глуше, он превращается в рев, от которого сотрясаются стекла аэровокзала, и Игорь видит, как мимо окна проплывает самолет с сияющими кругами впереди, вздымая ветер над землей… Голос из репродуктора опять объявляет посадку на другой самолет. У выхода опять скапливается новая группа пассажиров. Они выходят. И опять слышен рев… Это ревут моторы самолета!
Папа Дима, который весело разговаривал со своими друзьями, внезапно садится, сильно наклоняется вперед и закрывает ладонями свое лицо, опираясь локтями о колени. Это очень знакомая поза, и Игорь на секунду забывает про все на свете и со страхом глядит на отца — это приступ, каких у него уже давно не было. Вот тебе и незнаемые края! Игорь слышит, как Рогов вполголоса говорит маме Гале:
— Сдается мне: рано вы его подняли. Как бы вам в пути не застрять?!
Настороженная мама Галя едва приметно пожимает плечами.
— Мосты сожжены, — отвечает она так же тихо.
Какие мосты? Ох уж эти взрослые! У папы приступ, а она про мосты…
Мама Галя вдруг самым обычным тоном говорит папе Диме, шея которого страшно напряжена от удушья.
— Диминька, ты не помнишь, куда я сунула наши паспорта?
Отец с трудом выпрямляется и тоскливыми глазами — они во время приступа всегда такие, — как бы не понимая маму, глядит на нее, потом озабоченно хрипит:
— Паспорта? Кажется, у меня в кармане. Сейчас посмотрю.
Он расстегивает пальто, пиджак, лезет во внутренний карман. Занятый этим, он перестает хрипеть, и, когда убеждается, что паспорта у него, он уже не задыхается и говорит несколько недовольно:
— Конечно, у меня. Куда им деваться!
— Он просто разволновался, — говорит мама Галя Рогову, который кивает головой. — Я поэтому и не приглашала вас провожать.
И вдруг они все торопливо схватываются и кидаются к выходу. Ого! Это и нас зовут на посадку. К Вихрову подходит человек в белом халате. Он спрашивает, как себя чувствует товарищ пассажир, не нужна ли ему медицинская помощь. О, нет! Товарищ пассажир чувствует себя превосходно… Что? Заметно было? Это просто так, пустяки! Нет, нет спасибо. Будьте здоровы, доктор! Счастливо оставаться! Да, да — все в порядке!
Да, да — у нас все в порядке! Вот наши билеты, вот наши паспорта, вот наш ручной багаж — так, пустяки, мелочишка всякая, да, — все здоровы и морской болезни не подвержены. Почему — морской?.. Пожалуйста, к самолету! Провожающие остаются за оградой — вот здесь… Опять поцелуи. Ну хватит уже, хватит! У папы слезы на глазах, того и гляди он опять начнет задыхаться. «Дядя Сурен, я не маленький. Ой!»
Серая асфальтовая дорожка. Белый самолет — одно колесо впереди, два посредине, под крыльями. Боже, какие огромные крылья! Хвост самолета висит в воздухе, как у птицы, которая бежит по старому двору. Нарядная лесенка стоит у борта. Внутри, как в вагоне автобуса, — мягкие кресла, дорожка посредине. Маленькие окошечки возле каждого кресла. Вот это — наши места!
А за окнами, там у вокзала, за чугунной загородкой, — Сурен, Андрей и Рогов. Они машут платками. Раскрывают рты. Но их уже не слыхать, как воробьев за окном. Глухой гул сотрясает корпус самолета. Садитесь, товарищи! Не курить и не ходить во время взлета! Мы не будем ни курить, ни ходить! Честное слово!
Вокзалу надоело стоять на месте. Он вдруг стал поворачиваться к самолету другой стороной и вдруг побежал прочь, вместе с людьми в синей форме с крылышками, вместе с пассажирами — и нервными, и спокойными, — вместе с Суреном, который прижимает церемонно руку к сердцу, с Андреем Петровичем, который сморкается в платок, перестав махать им, и с Роговым, все еще легонько помахивающим в воздухе своей большой рукой, про которую мама Галя говорит, что это рука настоящего мужчины.
Летит под ногами бетонная дорожка. Мелькает мимо человек с флажком в руке, какие-то фонари на земле, выстроившиеся рядками, смешной домик на колесах, похожий на шахматную доску для великанов… Ой! Вдруг все это сразу стало уменьшаться в размерах и земля полезла куда-то вверх и боком стала к самолету.
— Папа, когда мы полетим?
— А мы уже летим, Игорек! Теперь до Сурена и до твоего Мишки — далеко! Вот так-то, друг!
И город Игоря вдруг оказывается у него под ногами. Вот кварталы его домов. Вот синяя линия реки, рассекающая ударом меча, желтую землю. Вот сверкающие стальные полоски железнодорожных путей, — они сейчас как золотые паутинки осенней порой. По улицам ползут жучки какие-то. Игорь силится рассмотреть тот дом, где живут они, увидеть дом, где за столом сидят Огарковы: Мишка мрачно глядит в свою тарелку, Леночка говорит: «А Игорь улетел наверно, да?» А Наташка, вредная Наташка, тихонько тянется к сахарнице и совсем неслышно тащит самый большой кусок сахару, готовая свалить все на Леночку.