Город золотых теней
Шрифт:
Рени подвела его к созданной ею луже.
– Посмотри. Видишь наши отражения? Теперь гляди.
Она нагнулась и зачерпнула воду ладонями. Струйки потекли между пальцами, возвращаясь в лужу. Круги на воде набегали друг на друга.
– У нас комплект для начинающих; это значит, что твой интерфейс, очки и сенсоры, которые ты только что надел, не слишком сложны. Но даже с ними это похоже на воду, верно? Течет как вода?
Ксаббу нагнулся и потрогал воду серыми пальцами.
– Течет как-то странно.
– Немного денег и времени – и будет как настоящая, – отмахнулась Рени. – Есть системы
– Но жажды она не утолит, верно? Если я не буду пить настоящей воды, то умру. – Казалось, Ксаббу это не столько пугает, сколько интересует.
– Именно так. Это стоит помнить. Лет десять-двадцать назад сетевики умирали каждые пару недель – так долго сидели в симуляциях, что забывали есть и пить в реальном мире. Я уже не говорю о такой профессиональной болезни, как пролежни. Сейчас такого почти не бывает – слишком много предохранителей в домашней технике, слишком много ограничителей на сетевых входах в университетах и фирмах.
Рени повела рукой, и вода испарилась. Взмахнула еще раз – и пустота вокруг внезапно заполнилась вечнозеленым лесом. Встали покрытые рыжеватой сморщенной корой колонны стволов, над головами затрепетала темно-зеленая листва. Ксаббу с трудом перевел дух, и Рени испытала детское чувство удовлетворения.
– Дело в вводе и выводе, – пояснила она. – Когда-то люди сидели перед плоскими экранами и набирали команды на клавиатурах; теперь мы взмахом руки творим чудеса. Но это не чудо. Это ввод – приказ процессору делать его работу. А результат появляется не на экране перед нами, а в виде стереоскопического изображения, – она показала на деревья, – звука, – она вновь повела рукой, и лес наполнился птичьими трелями, – и еще чего угодно. Предел зависит лишь от мощности процессоров и сложности интерфейс-техники.
Рени добавила пару деталей: повесила солнце над филигранью ветвей, покрыла землю травой и мелкими белыми цветочками – и театрально развела руками.
– Видишь, не нужно даже утруждать себя мелочами – компьютер сам подчищает детали, углы и длину теней и все такое. Это легко. Основы тебе известны, так что через пару недель ты будешь делать то же самое.
– Когда я впервые увидел, как мой дед делает острогу, – медленно произнес Ксаббу, – я тоже подумал, что это волшебство. Его пальцы двигались так быстро, что я не мог уследить за ними – отколоть тут, повернуть туда, завязать узел, – и вдруг появилась острога!
– Именно. Единственная разница состоит в том, что, если ты хочешь делать хорошие остроги в этой среде, придется найти человека, который оплатит это развлечение. ВР-оборудование начинается с примитивного, которое можно найти в любом доме, – за пределами болот Окаванго, конечно. – Рени пожалела, что Ксаббу не видит ее улыбки; она не хотела его обидеть. – Но, чтобы иметь самое лучшее, надо владеть парой алмазных шахт. Или маленькой
– Вы уже показали мне очень много, миз Сулавейо. Можем мы теперь сделать что-нибудь еще? Могу я сотворить что-нибудь?
– Творение в ВР-среде… – Рени замялась, пытаясь подобрать слова. – Я могу показать тебе, как создавать вещи, но работать при этом будешь не ты. Ты всего лишь станешь задавать команды очень сложным программам, а они будут подчиняться. Это хорошо, но сначала надо освоить основы. Представь, что твой дед дал тебе почти законченную острогу, чтобы ты завязал последний узел. Ты не сделал острогу и не научился делать это самостоятельно.
– То есть сначала мне надо найти подходящее дерево, научиться оббивать наконечник, решить, куда нанести первый удар. – Ксаббу комично развел серыми руками. – Да?
Рени рассмеялась.
– Верно. Но раз ты понимаешь, что впереди еще много скучной работы, я покажу, как сделать кое-что.
Под терпеливым водительством Рени Ксаббу разучил движения рук и позы, подающие команды микропроцессорам. Учился он быстро, еще раз напомнив Рени впервые знакомящегося с сетью ребенка. Большинство взрослых, сталкиваясь с новой задачей, пытались заранее обдумать путь к цели и в результате упирались в тупик, когда логическая модель переставала соответствовать новым условиям. Ксаббу, несмотря на очевидный ум, подходил к ВР интуитивно: вместо того, чтобы задавать себе цель и потом пытаться заставить машину достичь ее, он позволял процессорам и программам демонстрировать их возможности, а потом просто выбирал приглянувшийся путь.
– Но к чему тратить столько сил и денег, чтобы… правильно будет «подделывать», да? Зачем вообще подделывать реальность? – спросил он, глядя на собственные попытки задавать форму и цвет, зависающие в воздухе и тут же тающие.
Рени поколебалась.
– Ну, э… подделывая реальность, мы можем создавать то, что не может существовать иначе как в нашем воображении. Художники издавна занимаются этим. Или мы можем создать модель того, что потом возникнет в реальном мире, – как архитектор вычерчивает план. Более того – мы можем создать себе среду, приспособленную для работы. Так же, как наша программа воспринимает жест, – она шевельнула пальцами, и в небе поплыли белые клубы, – и создает облако, в другой программе тем же жестом можно отправить нечто из одного места в другое или найти огромный объем информации. Вместо того чтобы горбиться над клавиатурой или контактным экраном, мы можем ходить, или сидеть, или стоять, разговаривать и размахивать руками. Использование машин, от которых зависит наша жизнь, становится простым, как… – Рени умолкла, подбирая сравнение.
– Как изготовление остроги, – подсказал Ксаббу каким-то странным голосом. – Мы прошли полный круг – мы усложняем свою жизнь машинами, а потом стремимся вернуться к той жизни, которую вели до их появления. И что мы приобрели, миз Сулавейо?
Рени почему-то ощутила себя несправедливо обиженной его словами.
– Наши возможности больше, мы можем делать многое, что…
– Разве мы можем яснее слышать голоса богов? Или эти новые возможности сделали нас самих богами?