Город. Сборник рассказов и повестей
Шрифт:
Он сел еще прямее, в груди у него сипело.
– Понимаете, я тогда был совершенно выбит из седла. Рухнуло все, о чем я мечтал. Годы потрачены впустую. Основной принцип, как достичь необходимых для межзвездных полетов скоростей, никак не давался мне в руки. И что хуже всего, я знал, что не хватает пустяка. Осталось сделать маленький шажок, внести в проект какую-то ничтожную поправку. Но какую? И вот сижу я на лужайке, настроение хуже некуда, чертеж лежит на траве передо мной. Я с ним не расставался, всюду носил с собой и смотрел на него, все надеялся,
Грант кивнул.
– Ну вот, сижу и вижу: идет человек. Из этих, горян. Вы знаете, кто такие горяне?
– Конечно, – сказал Грант.
– Да… Идет он развинченной походочкой, с таким видом, словно в жизни никаких забот не знал. Подошел, остановился за спиной у меня, поглядел на чертеж и спрашивает, чем это я занят. «Космический движитель», – говорю. Он нагнулся и взял чертеж. Я подумал, пусть берет, все равно он в этом ничего не смыслит. Да и чертеж-то никчемный. А он поглядел на него, потом возвращает мне и показывает пальцем: «Вот, – говорит, – где загвоздка». Повернулся – и ходу. А я сижу и гляжу ему вслед, не то чтобы окликнуть его – слова вымолвить не могу, так он меня огорошил.
Старик сидел очень прямо в сбившемся набок ночном колпаке, вперив взгляд в стену. За окном гулкий ветер ухал под застрехами. Казалось, в ярко освещенную комнату вторглись призраки, хотя Грант твердо знал, что их нет.
– А потом вам удалось найти его? – спросил он.
Старик покачал головой:
– Нет, он словно сквозь землю провалился.
Вошел Дженкинс, поставил рюмку на столик возле кровати.
– Я еще приду, сэр, – обратился он к Гранту. – Покажу вам вашу спальню.
– Не беспокойтесь, – ответил Грант. – Только объясните, я сам найду.
– Как изволите, сэр. Это третья дверь по коридору. Я включу свет и оставлю дверь открытой.
Они посидели молча, слушая звук удаляющихся шагов робота.
Старик поглядел на виски и прокашлялся.
– Эх, жаль, не попросил я Дженкинса принести рюмочку на мою долю, – сказал он.
– Ничего, берите мою, – отозвался Грант. – Я вполне могу обойтись.
– Правда?
– Честное слово.
Старик взял рюмку, сделал глоток, вздохнул.
– Совсем другое дело, – сказал он. – А то мне Дженкинс все время водой разбавляет.
Чем-то этот дом действовал на нервы… Тихо перешептываются стены, а ты здесь посторонний, и тебе зябко, неуютно.
Сидя на краю постели, Грант медленно расшнуровал ботинки и сбросил их на ковер.
Робот, который служит уже четвертому поколению и говорит о давно умерших людях так, будто вчера подавал им виски… Старик, мысли которого заняты кораблем, скользящим во мраке глубокого космоса за пределами Солнечной системы… Ученый, который мечтает о другой расе – расе, способной идти по дорогам судьбы лапа об руку с человеком…
И над всем этим вроде бы и неосязаемая, но в то же время явственная тень Джерома А. Вебстера – человека, который предал друга… Врача, который не выполнил своего долга.
Джуэйн,
В одних носках Грант прошел к столу, на который Дженкинс положил его котомку. Расстегнул ремни, поднял клапан, достал толстый портфель. Вернулся к кровати, сел, вынул из портфеля кипу бумаг и стал перебирать их.
Анкеты, сотни анкет… Запечатленная на бумаге повесть о жизни сотен людей. Не только то, что они сами ему рассказали, не только ответы на его вопросы – десятки других подробностей, все, что он подметил за день или час, наблюдая, более того – общаясь с ними как свой.
Да, скрытные обитатели этих горных дебрей принимают его как своего. А без этого ничего не добьешься. Принимают как своего, потому что он приходит пешком, усталый, исцарапанный колючками, с котомкой за спиной. Никаких новомодных штучек, которые могли бы насторожить их, вызвать отчуждение. Утомительный способ проводить перепись – но ведь иначе не выполнишь того, что так нужно, так необходимо Всемирному комитету.
Потом где-то кто-то, исследуя вот такие листки, которые он разложил на кровати, найдет искомое, отыщет приметы жизни, отклонившейся от общепринятых человеческих канонов. Какую-нибудь особенность в поведении, по которой сразу отличишь жизнь другого порядка.
Конечно, мутации среди людей не такая уж редкость. Известно много мутантов, ставших выдающимися личностями. Большинство членов Всемирного комитета – мутанты, но их особые качества и таланты обтесаны господствующим укладом, мысли и восприятие безотчетно направляются по тому же руслу, в которое втиснуты мысли и восприятие других людей.
Мутанты были всегда, иначе род людской не двигался бы вперед. Но до последнего столетия их не умели распознавать. Видели в них замечательных организаторов, великих ученых, гениальных плутов. Или же оригиналов, которые возбуждали когда презрение, когда жалость массы, не признающей отклонений от нормы.
Преуспевал в мире тот из них, кто приспосабливался, держал свой могучий разум в рамках общепринятого. Но это сужало их возможности, снижало отдачу, вынуждая держаться колеи, проложенной для менее одаренных.
Да и теперь способности действующих в обществе мутантов подсознательно тормозились устоявшимися канонами, шорами узкого мышления.
Грант достал из портфеля тоненькую папку и с чувством, близким к благоговению, прочел заглавие:
«НЕОКОНЧЕННЫЙ ФИЛОСОФСКИЙ ТРУД
И ДРУГИЕ ЗАМЕТКИ ДЖУЭЙНА»
Нужен разум, свободный от шор, не скованный четырехтысячелетними канонами человеческого мышления, чтобы нести дальше факел, поднятый было рукой марсианского философа. Факел, освещающий подходы к новому взгляду на жизнь и ее назначение, указывающий человечеству более простые и легкие пути. Учение, которое за несколько десятилетий продвинет человечество на тысячи лет вперед.