Город
Шрифт:
Я тупо валялся на импровизированном лежаке, курил и пытался обдумать события, которые со мной случились за непродолжительный период времени. Начальство у нас нашлось, потом потерялось, потом у нас стало несколько начальников. Мы несколько раз заступали в караул по охране непонятно чего, пару раз нас пытались использовать по прямому назначению в разведывательных целях, но получалась такая ерунда, что стыдно вспомнить. Все было несогласованно, шло в раздрай, карты за это время в руках у меня не было ни одной, связиста у меня так и не появилось. Бойцы ходили кто в чем, слава Богу, хоть какое-то оружие нам выдали. Бред и маразм. Я вспомнил как мне какой-то пьяный военный в грязном камуфляже и с погонами майора пытался поставить задачу, но не смог выговорить и пары слов ибо был пьян.
Как была поставлена задача так она была и выполнена. Мы вышли за бруствер пехотных окопов, нашли какую-то яму и залегли в нее на всю ночь. А как только стемнело, началось огненное шоу. Наша пехота лупила в темную чеченскую ночь, без перерыва. Со стороны чеченов тоже лупили основательно. И куда мне было идти с бойцами, которые в страхе вжимались в грязь, боясь оторвать головы. Потом уже я немного освоился и достав бинокль, который тоже достал "непорядочным" способом. Бинокль валялся на броне медицинской МТ-ЛБ и явно никому нужен не был. То ли офицер, какой оставил, то ли солдатик какой неразумный. Не долго мучаясь угрызениями совести, я вспомнил народную военную поговорку, что в армии нет слова "потерял". В результате у меня появился нигде неучтенный бинокль. Я тогда валяясь в грязной яме попытался засечь огневые точки боевиков. Что-то черкал, в своём блокноте в быстро затухавшем свете взлетающих ракет, иногда перекатывался. Странное дело, глядя на меня бойцы успокоились, перестали вжиматься в землю, подползли к краю и начали высовываться.
Обматерив наиболее ретивых, возжелавших выставить свою маковку под пули без разницы чьи, я нарезал каждой паре сектора наблюдения и приказал наблюдать во все стороны. Под утро мы поползли обратно и минут десять лежа под ураганным огнем своих "мабутеев" пытались криками объяснить, что мы свои. Из окопов на нас орали матом и посылали куда подальше, требовали назвать пароль. Дался он им этот пароль. Тогда в нашей группировке ввели цифровой пароль, и я думал, что ушлые пехотинцы крикнут какую-нибудь цифру, я крикну другую, сумма сойдется с паролем "махра" успокоится и пропустит нас. Мы же ведь вчера, только наступила ночь, выпрыгнули, из наспех оборудованных окопов и уползли, вроде должны помнить, ан нет!! Не помнят и идиотски орут "ПАРОООООЛЬЬЬ" не называя при этом ни одной цифры. Пришлось поднять руки и бросив автомат своим, переться в полный рост рискуя получить пулю в спину. Хотя, блин при таком раскладе может и прилететь в грудь от своих доблестных войск.
Доблестные мотострелки толкаясь и матерясь, стали мне тыкать в морду стволы и безумно орать. Какого-то проблеска здравого смысла я так и неуловил. Прибежал высокий небритый то ли офицер, то ли прапорщик дыхнул хмельным перегаром и, что-то пробормотал типа "свои" и ушел… Потом когда мы уже второй раз поперлись за этот же самый бруствер, в ту же самую ночь, уточнять огневые точки которые я всё-таки срисовал на карту и по которым не было нанесено ни одного удара, я втолковывал командиру взвода на чьем участке мы вышли, что да как. Парнишка хоть и оказался из "пиджаков", понял все и встретил нас на обратном пути лично.
Да много чего было, только не было бани, не было нормального обмундирования нормального питания и нормального начальства.
А теперь мы на Ханкале, со всех сторон слышна стрельба, рядышком развертывается какая-то часть, ревет техника орут люди, а мне все по барабану, делать ничего не охота. Даже уже и думать лень.
Началось, какой-то борзый военный ввалил в палатку и начал орать на моих бойцов, в том числе и на меня. Наорался, успокоился и обрадовал меня новостью. Сейчас в моей палатке разместиться еще с десяток офицеров. Ну ладно мне не жалко, но орать-то зачем?
Ввалились какие-то офицеры и тоже начали орать строить и командовать, сгонять моих бойцов с лежанок. Потом подвалили еще какие-то "деловые" в палатке стало накурено шумно и еще более грязно. Моих бойцов стали строить все кому ни лень, ставить какие-то задачи, принести еще дров, найти кого-то, кого-то вызвать, освободить место. Во мне начала закипать обоснованная злость.
— Группа, подъём, бляя строиться, - заорал я во всю глотку.
Шум в палатке притих, вновь прибывшие незваные гости вылупились на меня и попытались, что-то вякнуть, типа не пошел бы я со своими бойцами на улицу и там строился. Я проигнорировал все сторонние советы и поставил задачу на свертывание палатки. Бойцы мои злорадно, оскалбились. Хрен с ним, что снова придется работать, главное показать кто тут хозяин. В несколько минут разобрали жутко задымившую печку, выволокли ее наружу, и начали вытаскивать колья. Толпа внутри начала жутко материться и выползать наружу.
— Ты, что делаешь лейтенант, - ко мне подскочил моложавый подполковник в десантном бушлате и солдатской шапке.
— Что, надо то и делаю, - сквозь зубы отвечал я подполковнику.
— Как вы разговариваете, товарищ лейтенант, кто у вас командир подразделения, выньте руки из карманов, - заорал на меня подпол.
— Я командир, подразделения, имущество мое, не орите.
Подпол схватил меня за воротник бушлата и подтянул к себе, злобно дыша и чуть ли не плюясь в лицо от злости.
— Тттыыы, лейтенантишкааа, - взвыл он.
Ну, что же, товарищ подполковник, на голос меня можно было взять пару недель назад, а сейчас уже нет, отдавать свой дом кому-либо я не собираюсь. Противодействие адекватно действию. Я вытащил руки из карманов и неожиданно для подполковника схватил его за воротник тоже притянул к себе и молча со всей дури врезал ему лбом в нос.
Незнакомый начальник мотнул головой, шапка его слетела куда-то в грязь, меня тут же окружили мои бойцы с кольями от палатки в руках, некоторые стали переводить автоматы из за спины на грудь. Инцидент кроме меня и моих подчиненных не видел никто. Возмущающиеся "гости" вылазили из палатки с другой стороны. Подполковник вытер рукавом бушлата кровь и, злобно прошипев, что мне трындец, куда-то умчался. Чёрт всё-таки придется смываться, нажил я себе еще одну проблему. Через сорок минут мы переставили палатку поближе к штабным кунгам, разместившимся неподалеку и снова попытались обустроиться.
Да однако размечтался. Только затопили корявую буржуйку, в палатку снова завалился какой-то представительный мужичонка. Этот, однако, был бывалый, на голос не брал, поинтересовался, кто здесь обосновался, сколько нас и какую задачу выполняем. Я доложил. Незнакомый офицер предложил мне компромисс, здесь в половине палатки он размещает отдел какого-то штаба, помогает нам провести свет от движка, тарахтевшего неподалеку, обещает нам помочь достать еще одну печку и дрова. Мы же помогаем в обустройстве и несем охрану. Я долго и не думал. Какое-никакое прикрытие от нежданных и непрошенных сожителей весьма кстати. Пока мое начальство не объявилось, в этой кутерьме пусть будет хотя бы такое, да и наверняка чем-нибудь удастся поживиться как обычно за чужой счет. Уже глубокой ночью мы обустроили отцов-командиров, притащили грубо сколоченные столы под карты, протянули от движка провода. Зажглись две тусклые лампочки, появились связисты с мотками кабелями и радиостанциями. Меня это уже не волновало, мы отгородили себе угол куском брезента, печка уютно потрескивала и тихонько дымила. На ней грелся большой чугунный чайник, презентованный откуда-то из штабных машин, иногда за брезент заглядывал кто-то из соседей, просил чайку или, что-то спрашивал, я в полудреме отвечал и был рад сложившейся обстановке. Выставил одного бойца на вход проинструктировал по порядку смен, кого запускать кого нет это уже не мои проблемы пусть штабные сами разбираются.
Сон меня сморил и я, ощущая приближение болезни под названием "педикулез" или форма-двадцать, лениво почесался и заснул.
Сон мне не снился никакой, зато почему-то стало казаться, что палатка рушиться прямо на меня. Кто-то рядом заорал и тут же неизвестному вторил многоголосый рев. Я открыл глаза и понял, что палатка действительно рушиться и сминается, погребая под брезентовыми сводами орущих людей. Слава Богу, я спал в обуви как и все мои бойцы.
— Группааа, наружу все бегом, - успел рявкнуть я и прижав к груди автомат вынырнул на воздух.