Город
Шрифт:
– Никто тебе не поможет! – зарычал Бартелл.
Как же давно он не чувствовал знакомого упоения битвы! Тело полнилось силой, а время, наоборот, замедлило бег. А сколько ощущений! Рукоять кинжала в ладони, удобная и знакомая. Каждая шершавинка камня под босыми ногами. Ноги, плечи, упругость мышц… готовность…
Бородач бросился вперед, его клинок поплыл к горлу Бартелла. До чего же медленно! Старый воин чуть не расхохотался. Неторопливо отступил в сторону, убираясь с дороги. И с толком, с расстановкой опрятно всадил кинжал под мышку разбойнику. Острие нашло сердце.
Тот свалился в пыль и остался лежать так неподвижно, как могут только мертвые. Бартелл поднял уцелевший факел и воткнул его в трещину в стене.
– Эмли! –
Ответом была тишина. Дышать вдруг стало трудно, в груди зародилась боль. Он огляделся. Исольд пропала бесследно – быть может, канула в воду. Бартелл вздохнул. Жаль…
Потом всю боль и усталость точно рукой сняло. Из мрака выскочила маленькая девочка, бросилась к нему и уткнулась с разбегу. Бартелл нагнулся, подхватил ее и крепко прижал к груди. Какое облегчение! Даже голова закружилась. Он прислонился к стене, не спуская девочку с рук.
– Ты в порядке? – спросил он. – Не ранена? – Она лишь молча смотрела на него, и он спросил иначе: – Нигде не болит?
Она помотала головой, и на сердце вновь полегчало.
Потом он наконец поставил Эм на пол и склонился над раненым парнишкой. Тот постепенно слабел, сознание уплывало. Бартелл сидел подле него, пока мальчик не умер.
В памяти неотступно всплывал тот солнечный день, когда он в последний раз покинул дом. Двое мужчин ехали не торопясь, коротая время за разговором, как добрые друзья. Эстинор Рэдфолл был, против обыкновения, немногословен. Теперь, оглядываясь назад, Бартелл с невероятной ясностью осознавал это. Знать бы еще, о чем думал его старый товарищ, сопровождая ничего не подозревающего друга на суд и расправу?
Дом полководца Шаскары стоял далеко на восточных выселках Города, среди возделанных полей. Они долго ехали через его просторные владения. Сидя в темноте, Бартелл праздно гадал, кто теперь владел этой землей. Все тот же старый товарищ, получивший ее в качестве платы за предательство? Невзирая на случившееся, поверить в такое было непросто.
Дорога заняла почти целый день. Они миновали оживленный Бурманский конец, закоулки Линдо, богатый район Отаро и оказались наконец в дворцовых угодьях. Ехали по-прежнему неторопливо. Даже теперь его грела мысль о том, что друг, по крайней мере, пытался отсрочить неизбежный конец. Когда они достигли широкой улицы, носившей подходящее название Трубнозвучная, он, по обыкновению, остановился полюбоваться дворцом. Он впервые увидел его еще в детстве, но по сию пору не уставал дивиться его красоте и величию. Императорский дворец, возведенный из розово-красного камня, привезенного из давно забытых каменоломен, поражал воображение и завораживал взгляд. Люди не уставали спорить о числе шпилей и башенок: целиком его не ведал никто. Можно было потратить день на то, чтобы насчитать некоторое количество, но сколько оставалось невидимо снаружи? Стоило войти внутрь, и каждое окно выходило на стройные башни, каждый внутренний двор окружали высокие шпили, каждая неприметная лесенка уводила в очередную башню… Планов дворца не существовало вовсе, – во всяком случае, никто о них не знал. Начни чертить – и, чего доброго, спятишь. Шаскара слышал от кого-то, будто больших куполов шестьдесят семь. У него не было причины верить этому утверждению. Как и не верить. Собственно, он не обладал математическим складом ума. Математики, философы, астрономы и прорицатели и так окружали императора в бесчисленных количествах. Это все были очень ученые люди, каждый по-своему. Они рассуждали о гармонии звездных сфер, о путях планет, о мудрости времен года и величии водных течений. И все равно одним только птицам было известно, сколько же в императорском дворце башен, но птицы не ведали цифр.
Где-то там, в самом сердце дворца, располагались покои императора. Крепость внутри крепости, ибо Алый дворец был, по сути, твердыней. Внешнее изящество, цветники
Двое всадников рысцой въехали в крепостной двор за Вратами Мира. Здесь усталых путников манила густая тень деревьев, где били фонтаны, предназначенные для утоления жажды. Дворцовая стража, прекрасно знавшая обоих, отступила с дороги, пропуская их в следующий двор, называвшийся Двором северян: алебастрово-белые стены здесь были покрыты резными изображениями волков и женщин-оборотней, бегущих с ними бок о бок.
– Здесь я должен оставить тебя, друг мой, – сказал Эстинор Рэдфолл, покидая седло. – Мне нужно кое-что обсудить насчет поставок для войска.
Полководец крепко пожал ему руку.
– Увидимся, – проговорил он с истинной теплотой.
– Непременно, – ответил Эстинор, глядя ему в глаза…
И полководец пошел знакомыми коридорами через новое крыло замка. По слухам, ради строительства этого дополнения к дворцовому комплексу пришлось снести целых три особняка младших семейств. Потолки здесь были выше, чем в коридорах старой части дворца, проходы шире, а окна больше, так что было светло. Шаскара миновал еще не меньше десятка двориков. В одних шла своим чередом шумная и хлопотливая жизнь, другие даже в этот солнечный день выглядели сумрачными и притихшими.
А потом светлый мрамор стен внезапно уступил место богато украшенному, инкрустированному золотом алебастру приемных хором. Широкая отлогая лестница вела к позолоченным воротам. По сторонам стояла отборная стража в черной с серебром форме – воины из числа императорской тысячи. Высокие двери растворились…
Бессмертный восседал в открытой тронной палате. Кругом – военачальники, придворные дамы, советники, прихлебатели и лизоблюды. Бартелл позже припоминал, как польстил Шаскаре подобный прием. Он отвесил низкий поклон. А когда поднял голову, то с некоторым удивлением заметил, что его государь изменил всегдашнему своему обычаю вставать с трона и обнимать его, называя братом.
Ничего подобного. Император выглядел необъяснимо хмурым. Полководцу стало не по себе.
Стареющий Ареон был рослым и светловолосым, с короткой золотой бородой. Только глаза у него были черные-пречерные и казались на бледном лице чужеродными. Шаскара знал, что один глаз был стеклянным, но это ничего не меняло. Временами оба одинаково казались бездонными колодцами, до края полными болезненных воспоминаний. Сегодня, наоборот, стеклянными выглядели оба. Мертвыми зеницами застреленного оленя. Они тускло мерцали, отражая неверный факельный свет.
– Готов ли ты, Шаскара? – нахмурившись, спросил Бессмертный.
– О чем ты, повелитель? – Полководец неуверенно улыбнулся.
Быть может, это все какая-то шутка?
– Ты похож на Шаскару, которого я знал и любил целую жизнь. – Император поморщился, словно с трудом что-то припоминая. – Тот Шаскара был мужем доброго телесного сложения, с ясным взором и чистым челом, не омраченным хитростью и коварством… – И Ареон как бы с недоумением обвел взглядом приближенных.
Хитрость? Коварство? Такие речи из уст своего государя полководец слышал не единожды, но зловеще обтекаемые формулировки никогда прежде не относились к нему самому. Шаскара, как и подобало, предстал перед императором без оружия, но ум бывалого воина тотчас начал прикидывать варианты действий, искать пути отступления. Он тоже окинул взглядом присутствующих, отыскивая дружеские лица. Вот Винцеры: Марцелл, верховный правитель Города, с братом Рафаэлом, соратники-полководцы Боаз и Флавий Ранделл Керр. Эти двое даже не пытались скрыть удовлетворения. Они не помогут.